— Что произошло? — спросил он, одновременно засучивая рукава и хватая поданную щипцами стерильную щетку. Он мылил руки, а акушерка лихорадочным шепотом цедила ему в ухо:
— Кровотечение, сильное кровотечение…
— Преждевременное отделение? — Он сдержал проклятие, бросил щетку и хотел бежать к кровати, когда в зал втиснулся лоснящийся от пота, запыхавшийся Жемих.
— Маску и эфир!
— И еще… — Стефан, схватив вторую щетку, до боли тер руки, с которых стекала мыльная вода. Перекрикивая шум и беготню сестер, кричал: — …Корамин нужен, лобелин, плазму крови… аппарат для трансфузии!
— Нет донора!
— Консервированная есть?
— Нет.
— Тогда только плазму. Как пульс?
— У плода нормальный, а у нее очень нерегулярный.
— Напряжение среднее, — сказал Жемих. Он стоял у кровати и делал лежащей укол.
Часы показывали двенадцать. На полу — кровь вперемешку со слизью. Остро пахло хлором. Ежеминутно кто-нибудь пробегал перед слепящим глаза рефлектором, отбрасывая на стену большую косую тень. Звякали инструменты.
— Давайте наркоз.
Смутек, щуря водянистые, слезящиеся после сна глаза, наклонился над маской, прикрывая ею веснушчатый носик женщины. Из-под марли донесся приглушенный голос:
— Ребенка спаси… те…
Жемих пытался вставить щипцы. Пот лился с него, он дико гримасничал, выворачивая наружу губы. Правая щека инструмента два раза соскальзывала с замка. Сдвинуть рукоять не получилось, поэтому он сильнее вбил в тело блестящий стержень. Женщина застонала под маской. Стефан не мог смотреть, если что-то делал не сам, и убежал за кафельную стенку.
— Плохо с ней, господин доктор? — протяжно, как бы во сне, спросила его вторая женщина, ожидающая родов в боковом боксе. Он даже вздрогнул, напуганный этим неожиданным голосом из мрака. Смутившись, махнул рукой:
— Нет, все хорошо, — и вернулся на свет.
Жемих уперся изо всех сил, выпучил налитые кровью глаза, голову вжал в плечи и потянул.
Стон словно опухал, заполняя воздух. Кровать дрогнула.
— Медленней! — прошипел Стефан.
Три сестры придавили белеющее тело, и вслед за окровавленным никелем щипцов показалась черная головка. Затем восковое тельце упало на резиновую подстилку в потоках крови и воды.
— Вы… ребенка, а я… уж остальное, — с трудом выдавил Жемих, локтем вытирая пот и глаза. Слюна стекала у него по бороде, халат был весь в красных потеках.
Тшинецкий поспешил за акушеркой, которая змейкой извлекала слизь из ротика маленького.
— Сердце бьется?
— Слабо.
Акушерка перебрасывала ребенка из горячей воды в холодную. Длинные сверкающие брызги падали на паркет. Стефан поднял шприц, выпустил воздух, примерился и вбил иглу. Поршень легко шел вдоль фиолетовых делений. Стефан наклонился над беспомощно лежащим тельцем. На удлиненной, словно у мумий майя, головке, которая пробилась сквозь изогнутый костный канал таза, синели эллиптические отпечатки щипцов. Грудь, маленькая как кулачок, была неподвижна.
