— И все-таки, попробуй рассказать мне о своем горе, — мягко, но настойчиво попросил муравей.
— Ну, если уж говорить правду… меня мучает ответственность за свои слова. До сих пор мне стыдно, что восемь лет тому назад я написал лживые хвалебные слова про одного человека для того, чтобы мне дали отдельную квартиру. Хотя она и так полагалась мне по очереди. Понимаешь, я назвал его «глубокоуважаемый», хотя прекрасно знал, что никто его не уважает. Теперь это слово «глубокоуважаемый» берет меня по ночам за горло и душит: «Как мог ты предать меня? Отдал этому подлецу… Почему ты так обесценил меня?» Я просыпаюсь и думаю: откуда во мне это свойство — предавать самого себя? Этот сон повторяется уже восемь лет. Скажи, когда-нибудь я избавлюсь от него?
— Нет, это у тебя никогда не пройдет. Мудрые люди считали, что уценить слово, сделать его фальшивым — тяжелейшее преступление. Ну ладно. Я еще поговорю об этом, когда мы все соберемся, — может быть, и удастся как-то оправдать тебя.
— Знаешь, ведь не только слова на меня обижались, чувства тоже. Однажды в чужом городе, где никогда не бывал раньше, встретил я красавицу. Она была прекрасна, как… ну, не знаю… как сверкающая луна! Интересно, что я сразу узнал ее! Хотя никогда, ни разу в жизни не встречал ее раньше. Мне показалось, что я знал ее всегда. Может быть, тысячу лет. Я узнал ее по глазам. И глаза ее рассказали мне все. Все, что было между нами тысячу лет назад. И ты знаешь, что самое поразительное: она тоже узнала меня!
Мы разговаривали без слов.
И вдруг я опомнился. Ведь у меня жена, дети. Как я могу позволить себе чувствовать все это, то, что сейчас безмолвно происходит между нами. И я устыдился. А может быть, побоялся, что я, такой сильный, такой самостоятельный, навсегда попаду в плен к этой родной мне душе.
И я взнуздал свои чувства.
«Нет, это минутная слабость, — сказал я себе. — Стоп. Назад! Это сейчас пройдет»!
«Ложь! — кричали мне мои чувства. — Ты струсил!»
И до сих пор стыд за это преследует меня. До сих пор, постоянно и неотвязно. И мне нечего себе сказать.
— Знаешь, такое чувство не одного тебя преследует, — заметил муравей.
— Да, и вот что еще… — торопился я. — Наверно, из-за всего этого сердце мое стало каким-то трусливым и неспокойным.
— С виду ты никак не похож на труса. И в душе твоей, по-моему, нет страха.
— Нет, — покачал я головой, — это не так. Недавно один мой знакомый прямо в глаза сказал мне, что я трус. Он сказал это, чтобы поссориться со мной. Но я доказал ему, что я не трус, — знаешь, как я ему вмазал!
