И нежно так заботливо выставил Зайца за порог.
Ушел Заяц домой, но от своего решил не отступаться: жену к медведю послал. Сидел медведь на лесине у берлоги, мед ел, облизывался: ловко у него вышло как — и Зайцу посочувствовал и Волка не обеспокоил. Глядь, а Зайчиха идет к нему по тропинке.
Побурел медведь сразу: беда с этими зайцами. Ходят, настроение портят. Опять голову ломай, выкручивайся. А Зайчиха подошла и залилась слезами неосушными:
— С жалобой к тебе, Потапыч. Помоги, край пришел. Совсем нам житья от Волка не стало. Стыда у него в глазах нет. Вчера сына у Ванина колодца поймал, сегодня дочку остановил у речки. Припугни ты его, серого, может, уймется.
Вскочил медведь, забегал по зеленой лужайке, замахал могучими лапами:
— Ах он пес, ах он разбойник! Ну я ему прижму хвост, поучу кулаком пудовым. Пока еще я хозяин рощи. Обидеть Зайца всякий горазд, а вот пожалеть его некому.
Пошумел медведь, ногами потопал, кулаками погрозил. Сел, пот со лба смахнул полотенцем расшитым, поманил к себе пальцем Зайчиху:
— Подойди-ка, милая, поближе. Да, не ожидал от тебя этого. Что же это ты подвела-то меня как. Я о тебе высоко думал, а ты вон как низко держишь себя: жалуешься.
— Так ведь житья от Волка не стало, Потапыч. Помыкает он нами, совсем додавливает. Поневоле взвоешь.
— Понимаю, я все понимаю и сочувствую, но чтобы ты ко мне с жалобой — этого понять не могу. Пришла, наскрипела в уши, щеки ослезила — тьфу!
— Но ты же сам говорил мужу, что жалуются только женщины, вот я и пришла.
— Вижу и дивлюсь. Верно: жалуются женщины, но какие? Слабые, духом слабые. А тебя я всегда считал сильной. Говори, сильная ты или нет?
— Сильная, — прошептала Зайчиха.
А медведь так и подпрыгнул на лесине.
— Так тебе ли, сильной, жалобами марать себя?
Подумай-ка, пошевели мозгами отсырелыми. Подумала Зайчиха, крепко подумала, согласилась:
— Верно: не за свое дело взялась я.
— Поняла теперь? — просипел медведь. — Ну что ж, будем тогда считать, что ты мне ничего не говорила, а я ничего не слышал, — и по-доброму, без крика проводил Зайчиху домой.
Сидел на лесине, доедал мед, головой покачивал:
— Да, нелегко это — быть хозяином рощи: и Зайца хочется защитить, и Волка не обидеть. Вон я как умно уладил все — и Зайцу посочувствовал и Волка не обеспокоил. Большую голову на плечах иметь надо, чтобы все улаживать так. Не зря меня зовут у нас в роще — медведь Большая Голова».
