Не существует способа решения всех этих проблем. Компромиссы рушатся подобно старым мостам. По одну сторону — вечная мысль, по другую беспокойное кровоточащее тело. Наверное, лучше всего придерживаться стиля триллеров, которые я нашел в куче старых книг, придерживаться тела. Мысль сама о себе позаботится, как это и должно быть — она не страдает, подобно телу, и может выжить. А если я не смогу ей больше сопротивляться, то возникну снова, стану своим собственным редактором и комментатором.
А теперь попробуйте представить мои чувства: я лежу на ворохе одежды, а сверху на меня глядят оборванные люди. Они молчат, я тоже. Мой мозг ошеломлен ощущением потери руки. Наконец, подошел вожак Странников.
Лица у Странников были тощие, иссеченные недоеданием и нуждой. На этих лицах читалась решимость вырвать у жизни ту малость, какую еще можно вырвать. Женщины, низведенные голодом и грубой одеждой почти до бесполости, выглядели ничуть не мягче мужчин. В комнате был полумрак, но я отчетливо видел эти лица.
Лицо вожака было несколько иным. Его отличали истощенные линии аскетизма, пылающие скрытым пламенем страсти. Раньше я не улавливал разницы между выносливостью и стойкостью, но как только увидел этого человека, понял — вот пример духа, который превратил страдания в нечто прекрасное. И еще я понял, что могу ожидать милосердия.
Он шагнул вперед и липкой лентой заклеил порез на моем комбинезоне.
— Ты болен, друг, — сказал он. — Ты что-то бормотал. Подними стекло и позволь нам взглянуть на тебя. Ты ландсмен?
— Я должен вернуться назад, я еще успею. Иначе меня ждет карцер или Газовый Дом.
— Тебе лучше остаться с нами, — ответил он.
— Мы не можем отпустить его, Джесс. Он видел нас. Теперь он тоже Странник.
Джесс! Это был Джесс! В деревнях, когда говорили о Странниках, постоянно произносили это имя. Для ландсменов оно означало надежду, для охранников — смерть. Его жизнь являлась легендой, за его голову была назначена большая награда.
Джесс сказал:
— Мы тоже когда-то были ландсменами, но мы убежали. Мы обрели свободу и сейчас не признаем ничьих приказов, кроме своих собственных. Ты останешься с нами?
— Куда убежали? — вздохнул я. — Бежать некуда.
— Об этом мы расскажем позже. Сначала скажи ты. Ты с нами?
Я опустил глаза. Заданный мне вопрос был не из тех, на который можно ответить свободно. Ответ мог быть только положительным, вернуться в деревню мне бы не позволили.
— Я остаюсь.
— Нам пригодится его трактор, — заметил кто-то.
