К таверне примыкали прилавки, на которых торговали свежей селедкой, и постоялый двор — цель моего путешествия. Я поднял фалды фрака до подмышек, чтобы пройти не запачкавшись, поскольку рядом двое деревенских парней поочередно блевали и мочились на ближайшую стену. Нависавшие этажи зданий и выступавшие карнизы отбрасывали на постоялый двор глубокую тень. Пройдя в глубь двора, я наткнулся на Отто Бентсона, который в рваной меховой куртке стоял у колонки и умывался. Его бледные, иссеченные венами руки были уродливы, но это были руки ремесленника. Он сполоснул лицо, затем вытер руки о куртку и повернулся ко мне. За ним в дверном проеме подпирали стены двое молодых людей, внимательно меня рассматривающих.
— Итак, ты изменил решение и, в конце концов, пришел. Ты к тому же мне надерзил. Ладно, молодость дается лишь раз.
— Я случайно проходил мимо. Он кивнул головой, выражая согласие.
— Глас Народа был прав, — Бентсон рассматривал меня, потирая руки о куртку до тех пор, пока я не почувствовал себя неловко.
— Что такое твой заноскоп?
— Дело подождет, мой молодой друг. Прежде всего, если ты не возражаешь, мне нужно что-нибудь поесть. Я собираюсь в таверну, может быть, ты составишь мне компанию?
— Это было бы здорово. Я проголодался.
В конце концов в старике чувствовалось достоинство.
— Даже беднякам необходимо питаться. Те из нас, кто собирается изменить мир, должны быть сытыми… Предполагается, что нам нельзя думать об изменениях в Малайсии, да. Все же мы посмотрим, — он хитро подмигнул мне, затем указал на нашего предка, изображенного с распростертыми крыльями на вывеске таверны. — Чтобы здесь питаться, требуются такие же челюсти, как у этого создания. Ты не против зайти в наш притон, де Чироло?
Мы протиснулись в таверну, где Бентсона знали и уважали. Быстро приняв заказ, мрачная девица принесла суп, хлеб, мясные тефтели с перцем и кувшин пива.
Мы принялись за еду. Не обращая внимания на толкотню за спиной, я целиком отдался этому процессу. Через некоторое время я глубоко вздохнул и отказался от очередной порции пива, которую мне собирался предложить Бентсон.
— Хорошо быть иногда сытым в полдень, — сказал я, — это небольшая перемена в жизни. — Тут я слегка задумался. — Почему я упомянул слово «перемена»? Сегодня, кажется, все говорят о переменах — очевидно, заседания Совета влияют на состояние умов.
— Да, говорят, но разговоры — это ничто морская пена. Малайсия не меняется, не изменилась за тысячи лет и никогда не изменится. Даже разговоры о переменах остаются прежними.
