Малайсийский гобелен | страница 122
Бедалар продолжала свое:
— Мы будем смущаться при встрече с ней. Я так глупа. Я не понимаю. А как же Гай? Он говорит, что любит меня. Ради него я не должна была уединяться с тобой. Какая я развязная девчонка!
— Всего лишь полчаса удовольствия, Бедалар. Не делай из этого трагедии. Гай тоже ничего не будет знать, если ты ему не расскажешь.
— Ты опять говоришь — не рассказывай. Но я ненавижу держать что-то в тайне, ненавижу чувствовать за собой вину. Ты чувствуешь себя виновным?
— Прекрати, скверная девчонка; мы живем в век декадентства!
Она попыталась заглянуть мне в глаза, но я тут же начал ласкать языком ее соски.
— Ты наслаждаешься мной, но твои мысли закрыты для меня. Это не настоящая любовь… Или, может, ты не научился открывать свою душу другим, даже Гаю, чтобы никто не узнал, кто ты есть… Оу, замечательно… еще сделай так… Перри, родной… Знаешь ли ты сам, кто ты такой?
— О, боже, женщина, успокойся и просто радуйся! Она упала на спину с полузакрытыми глазами, ее тело раскрылось передо мной, как цветок.
— После той ночи в горах… Я думала о тебе… Я слышала, как ты с Армидой… Я хотела увидеть тебя обнаженным… И я горела желанием увидеть, какой ты в действительности… Сорвать с тебя личину умных разговоров.
Взорвавшись от хохота, я вскочил и пробежался по комнате Кайлуса. Вернувшись, я лег рядом и шлепнул ее по бедру.
— Теперь ты видела меня без одежды, и мне нечего стыдиться. Перестань говорить глупости, расшевели меня, и насладимся этой прелестью снова. Турки могут отступать, но я готов к новому наступлению.
С неожиданной энергией она осыпала поцелуями знамя атакующего.
— Ты герой сегодняшнего дня, помог изгнать турок…
— Я всегда герой: скоро я буду дважды герой, когда сыграю Албризи.
— Нет, Периан, ты ведь знаешь, о чем я говорю. Ты же совершил подвиг, когда поднялся в воздух на боевом коне, чтобы поразить турок.
Иногда, как я люблю выражаться, боги и люди идут друг другу навстречу. Она хотела еще что-то сказать, когда со стороны площади донеслись звуки фанфар, инструмента, как известно, более звучного, чем мандолина. Несомненно, то была часть триумфальных торжеств по случаю победы.
— Ты права, Бедалар, красотка моя. Тебе выпало счастье быть со мной. Не упусти его. Ты — красавица, я — герой, нам выпал случай, и мы должны отпраздновать это.
— Мы уже празднуем, — ответила она, сильнее прижавшись ко мне.
Позже я написал еще одно четверостишие, родственное тому, что сочинил для ее брата, и незаметно ей подбросил: