— Если ты помнишь, я должен продемонстрировать тебе мое глубочайшее почтение, — напомнил я.
— Надеюсь, и многое другое, — тихо проговорила она, опустив глаза и рассматривая белую скатерть на столе, дав мне таким образом возможность оценить ее длинные ресницы.
Я бросился на колени перед стулом Ла Синглы и поцеловал ей руку. Она попросила меня подняться. Я прижимал Ла Синглу к себе до тех пор, пока не почувствовал, что ее роскошная грудь вдавливается в ветчину, сыр и хлеб у меня за пазухой.
— Черт возьми, моя туника! — вскрикнул я, вытаскивая из-под одежды остатки ветчины, хлеба и сыра.
Ла Сингла рассмеялась чудесным, прекрасно отрепетированным смехом.
— Тебе необходимо снять рубашку, дорогой Перри. Пойдем в мой будуар.
Мы направились в ее благоуханную комнату.
— Теперь ты видишь, как может проголодаться бедный актер, который вынужден воровать еду со стола самой обожаемой им женщины на свете. У меня под туникой ты обнаружила ветчину. Но ни под какими брюками не скрыть…
— Что бы там ни находилось, меня это не захватит врасплох. И поступая в соответствии со своими словами, она начала развязывать тесемки, удерживающие платье. Через секунду наши тела превратились в единое целое. Обнаженные, мы в восторге перекатывались по незастеленной кровати. Поцелуи Ла Синглы были горячими и жадными, ее тело упругим и прекрасным. Я устремлял свой барк в ее маленькую, имеющую форму луны лагуну до тех пор, пока наши воды не слились в восторженно бушующее море, где не было места рассудку. После чего, потерпев восхитительное кораблекрушение, мы устало лежали на постели и я смотрел на ее мягкие зеленеющие берега… «Жаркие доисторические джунгли», — ошибочно процитировал я.
Ла Сингла страстно целовала меня, пока мой барк снова не поднял паруса. Я был уже готов устремиться в лагуну, но Ла Сингла подняла свой пальчик, предостерегая меня.
— Секрет любого счастья заключается в том, чтобы никогда не насыщаться до конца. Ни богачи, ни революционеры не признают эту мудрую истину. Мы оба достаточно насладились сегодня, а будущее обещает еще большие наслаждения. Я не верю словам мужа, что он долго будет находиться в городе. Кемперер безумно подозрителен. Бедняжка, он считает меня совершенной шлюхой.
— Ты и впрямь совершенна, — заявил я, трогая прекрасные холмы ее грудей. Но она ускользнула от меня, встала с кровати и набросила на себя свежее платье.
— Может быть, я и совершенна. Но не шлюха. По правде говоря, Периан, хотя ты этого никогда не понимал, — ведь ты человек страстей — я скорее верная и любящая, чем любвеобильная.
