Она задрала рукав и посмотрела на маленькие дамские часики. Они у нее сидели высоко на руке, и та часть, докуда поднялось пальто, была обнажена. Если — опять толкнулось в мозгу — не все тело.
— Почти восемь.
— Здорово уже опоздал! Если честно, еще раньше идти расхотелось. Я на той скамейке как раз думал: рабочим больше, чем в данный момент, мне никогда не быть. И если приду и проведу там день, ничего не переменится, трудягой не стану.
По выражению ее лица я видел, что для нее все это чушь несусветная.
Еще раз подкинул монетку, не поймал. Монетка покатилась по земле и замерла у ее ног.
— Решка, — сообщил я. — Загадал на орла. — Нагнулся поднять монетку, ткнулся ей в колени и наконец понял, что хватит. — До свидания. Все-таки пойду. Дико не идти, раз уж приехал. Неохота просто ужасно.
По правде, я не особо расстроился, что вел себя так глупо. Нужный завод нашел сразу. Еще не сверился с адресом, а уже точно знал, что сюда. Открыл дверь и шагнул в середину рабочего дня. Освещение такое, будто этот день там царил вечно. У людей внутри цеха шесть часов утра начиналось вечным днем и в восемь вечера им же заканчивалось. Было ясно, что опоздал как следует. Что конвейер работает давно. И что люди за ним тоже давно работают.
По конвейеру ползли коробки — большие и поменьше. Работа выглядела не особенно тяжелой. Тридцать или сколько их было человек стояли рядами с обеих сторон, ставили на ленту коробки, смотрели, как они проезжают, и только двое последних ставили их одну на другую.
Две бригады — черные и испанцы. Белых только двое, оба начальники. Тот, кто помоложе, — главный. Другой — чуть за пятьдесят — скорее всего, числился в его помощниках. У него было тупое и одновременно хитрое лицо. Хитростью мелкой — если он тебя и обманет, то на три копейки. Ему одному и будет понятно, что обманул. Чтобы встретиться с такой физиономией, не обязательно было уезжать из России — на любом похожем заводе таких навалом.
Лицо у молодого вообще было комсомольское. Этот парень был в согласии с жизнью, он заключил с ней некий контракт. Он следил, чтобы во время рабочего дня все шло нормально, и считал, что занимает более или менее ответственный пост.
«Ответственный» и «начальник» были применительно к этим двоим понятиями условными. Всем заправляли черные. Не в том смысле, что они хорошо работали, а в том, что держали всех в страхе. Испанцев просто гнобили. Вообще атмосфера была очень напряженная, практически неконтролируемая. Рабовладельческий строй, только наоборот. Негр, работавший в паре с испанцем, вместо того чтобы передать коробку, всякий раз бросал ее на пол. Когда тот нагибался, черный показывал на него пальцем и скалил зубы, приглашая всех посмеяться с ним заодно. Коробки от удара здорово портились. На испанца было жалко смотреть.
