Я сидел, хлопал глазами и недоумевал, почему так неспокойно на душе. Потом подумал, что женщину, которая мне приснилась, я хорошо знаю. То есть — возможно. Сидел и ломал голову. Прихожанка из церкви в Москве, куда я ходил в детстве? Возможно.
И дальше то же беспокойство на душе, сна ни в одном глазу. Когда вышел, удивился, что на улице еще темно и на небе полно звезд, — настолько у меня было утреннее настроение. Вышел на Четвертой и пошел через Вашингтон Сквер Парк. Не знаю, зачем сделал это, — мне предстояло топать тридцать улиц.
Нью-Йорк никогда не спит, это правда. Но есть моменты, когда он кажется пустым. Это когда люди перестают воздействовать друг на друга. Как протоны и электроны, которые теряют свою энергию и отпускают друг друга гулять по пространству. В такие моменты люди сами как пустые. Вон та фигура, — точно, я несколько мгновений видел сквозь нее деревья парка. Она остановилась и ждала моего приближения. Без угрозы, без дружелюбия, одна медитативная отрешенность.
— Что, тоже еще не ложился? — спросил меня негр с глазами, в которых зрачки гуляли, как разряженные электроны в пространстве.
— Не знаю, можно ли три часа назвать сном.
— Три часа? Назвать сном? — он почесал в затылке немного растерянно. — Не могу сказать с уверенностью. Наверно, можно, если видишь сны. Ты видишь сны?
— Сегодня в поезде видел во сне женщину с пятном на юбке.
— Это не сон. Жалкая пародия. Хотя не мне судить. Я не спал уже… Всю ночь гулял, — перебил он сам себя. — Единственное время, когда можно нормально принять ЛСД в Нью-Йорке, — это ночью. Поэтому я, в общем, и не сплю.
— Днем тоже?
— Днем разве заснешь? Днем надо нести наказание за ночь. Просто за то, что она существует. Независимо от того, делал ли ночью что-нибудь или нет.
— Второй раз меньше, чем за сутки, встречаю человека, который доказывает преимущества ночи.
Он еще не до конца отошел от ЛСД, я это чувствовал. Он был прозрачный, а не пустой. Меня это слегка разочаровало. Во всем должна быть тайна — даже если известна ее разгадка.
— Знаешь, почему я не нуждаюсь в ЛСД? — спросил я.
— Потому что ты уже сумасшедший?
Какое-то время мы просто стояли.
— Странно, — внезапно пропел он.
— Что странно?
— А ты послушай это слово. Как оно звучит — «СТРАННО…»
И действительно, из его уст прозвучало незнакомо. Звук был другой. Как будто я его только что услышал, впервые в жизни. Совершенно новое слово. И он вроде понял, что я это подумал.
— Странно гулять по Нью-Йорку ночью, — проговорил он. — Не в том смысле, что волочишься, как придурок, а в хорошем. Назвать человека странным — в моем понимании, выделить его лучшее качество. Сделать комплимент. Я бы очень гордился, если б меня кто-нибудь так назвал. Мне нравится это слово. Может, оно мое самое любимое. И твоим любимым может стать — если поймешь его в моем смысле. Ты понял, о чем я?
