— Джастин? Восемнадцать.
— Врете! — это в самом деле не могло быть правдой.
Глядя на нее, невозможно было представить, что она мать. Она выглядела такой непосредственной и такой хрупкой, как будто была действительно создана только для того, чтобы Майкл все за нее делал. Я представил, как она сидит у себя в гостиной на диване, читает Орвелла и ждет, когда Майкл вернется с работы.
— Красивая? — спросил через минуту.
— В смысле?
— Похожа на вас?
— Совсем не похожа. Глаза такие же, зато волосы рыжие, курчавые и мелко вьются.
— Ух ты — рыжая, классно! Я только что был в Томпикинс Сквер Парк, там листья рыжего цвета.
— Джастин у меня немножко замкнутая. Всегда была такой. Ей постоянно звонят подружки и молодые люди, приглашают куда-то пойти, но она все равно остается дома. Предпочитает рисовать. Она художница и очень, на мой взгляд, талантливая. Ты бы видел, какие замечательные куклы она делает из папье-маше! Она и раньше была замкнутая, а после смерти папы вообще не выходит из комнаты.
Меня удивило, что она назвала своего умершего мужа папой, до этого она говорила о нем, как возлюбленная.
— У нее с рисованием то же, что у меня с чтением. Мы думали отдать ее в арт-колледж, но тут он умер.
— Дайте мне ваш телефон, — сказал я.
— Зачем тебе мой телефон?
— Может, узнаю что-нибудь о работе для вас. Так бывает — держишь в голове, и вдруг само подворачивается.
— Даже только что приехавшим?
— Им особенно. Мне вон мужчина сейчас свой адрес дал. На Пятой авеню. Опять же мои друзья Малик с Джазмин. Вы с ними подружитесь, я уверен. У Джазмин такие четкие суждения! Например, обо мне, — вы бы только знали, какие! Малик на первый взгляд резковат, но он добряк, мягкий.
— Ну записывай. — Она была тронута, я видел.
— Вам надо познакомиться с моей сестрой… Правда она в Москве…
— Она что, живет в России?
Я смешался.
— Я просто думал, как бы вам помочь. Я здесь никого не знаю. Понимаете, хочу вам помочь и не знаю как. А сестра обязательно бы помогла.
Мелисса звонко рассмеялась. Без насмешки, без укора. Все-таки в моей завиральной болтовне было участие, которое проникновеннее правды. Она не могла его не заметить.
— Спасибо. Вот тебе телефон. Позвони. А то мне и поговорить не с кем. Правда — не с кем поговорить. А ты родственная душа — так, по-моему, это называется. Всё. Следующий номер мой. — Я стоял и мял в руках бумажку с ее телефоном. — И будешь звонить сестре — скажи про меня. — На табло появился номер. — Я тебя никогда не забуду, — неожиданно порывисто повернулась она ко мне — и пошла.
