Амударья - Кабул (Три дня новобранца) | страница 3
Я попытался встать, но ничего не получилось: оказывается, та боль, что я почувствовал ночью, это боль от осколка, впившегося в мою ногу. Голова гудела и кружилась. Каска, сбитая на затылок взрывной волной, казалась пудовой. Оглянувшись, я увидел тот ужас, о котором рассказывали бывалые, лицо каменело от этой картины: раненная в грудь душманским ножом женщина сумела собрать в дорогу свою дочь и оставить с нашим отрядом, сама же через час умерла; около развалин дома кричал сошедший с ума учитель. "Сволочи.. никого не жалеют, ни детей, ни стариков, ни женщин". Горели дома, была всеобщая паника; тут же умирали от тяжелых ран афганские солдаты; некоторые бойцы нашего отряда пытались потушить пожар. В метре от меня умирал солдат из нашего отряда. В его глазах был виден страх.. "Будь проклята эта война," - отрывисто сказал он хрипя.. Это были его последние слова.. Голубые, ясные глаза солдата устремились в голубое небо, но это небо чужое.. на нем светит чужое солнце.. Было уже поздно что- либо делать, мне оставалось только закрыть глаза солдата.. Мы отбили атаку душманов? - спросил я у Иванченко. Да. Всего за час, - ответил он спокойным голосом, - но вот наши КамАЗ'ы сгорели.., - тут он сделал паузу, - десять ребят погибло..И как же дальше? Дальше придется пешком...
После того, как со всем разобрались, позавтракали, командир отдал команду взять оружие и воду и идти дальше. Я нашел длинную палку и, опираясь на нее, похромал за отрядом...
Hас осталось семеро.. Мы шли медленно, так как трое из нас были ранены..Так мы прошли до полудня около двадцати знойных километров. Я не уставал поражаться выносливости нашего командира и его умению создать в отряде такой "микроклимат", когда каждый солдат работал на максимуме. Его основной командирский принцип: "Солдата не надо жалеть, солдата надо беречь"- заставлял нас идти за ним. Вдруг дозорный сзади крикнул, что нас преследуют душманы. Командир приказал идти еще быстрее. Все время кричал: "Hе отставать!" Я шел как мог, из раны на ноге шла кровь, хотя осколок вытащили. Обжигало слепящее солнце, изнуряюще жгли лицо, руки раскаленные песчинки. Смотрю на командира и удивляюсь: из железа он что ли?
Худой, ничего особенного, на первый взгляд, в нем нет, а держится так, будто вышел прогуляться на городской бульвар, и чем труднее было, тем, казалось, веселее становился его голос.
Земля изнывала от зноя. А уж мы-то!.. Воды бы глоток, хоть каплю! Командир по-прежнему строго следил за ритмом движения, часто менял дозорных, чтобы не напороться на засаду. Hадо до темноты продержаться, а там оторвемся. За тем холмом наши, - спокойно, как будто даже безразлично, сказал он и показал вдаль.