Банки с зародышем девочки, конечно же, не хватает, само собой,
но он уже завтра пойдет в морг, раздобудет там новый зародыш и поручит Накурс заспиртовать его
(такие вещи у нее очень хорошо получались,
ведь это именно она и заспиртовала матку, яичники и отрезанную женскую грудь).
И все же…
Комната каким-то образом необратимо изменилась.
Он подошел к письменному столу и заглянул в журнал,
немного полистал его туда и обратно,
затем собрал вместе листы
и все их вырвал.
Как только пациентка ушла, он открыл дверь, призвал Накурс, отдал ей листы и попросил ее все сжечь, а затем закопать пепел под кустом в саду.
И впустил следующую пациентку,
барышню Тимбал.
По внешности она была точной копией предыдущей женщины,
возможно, чуть постарше.
Дрейф анализировал ее почти двадцать лет, но так и не добился проку,
однажды он даже пытался исправить ее истеричную, бунтарскую личность, отпилив у нее кусочек носа,
но это привело к тому, что истерия и маниакальное поведение только усилились.
И как только барышня Тимбал переступила порог Дрейфова пыльного кабинета с наклонными стенами и ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть,
она, со своим сверхчувствительным, маниакально-истерическим женским чутьем, конечно, тут же учуяла, что тут что-то случилось.
Она немедленно забормотала:
— Что это вы тут делали, доктор,
все так изменилось,
стало как-то светлее, и воздух вроде уже не такой спертый,
что такое, доктор?
Нет, не говорите ничего,
вы мебель переставили,
чуть-чуть передвинули кресло,
и ручка у вас другая?
Нет, нет, вы перевесили свидетельства…
Нет, теперь я поняла,
Накурс сменила шторы…
Но Дрейф ее не слышал.
Какой-то неодолимой силой его тянуло к одному из высоких зарешеченных окон, где он сейчас и стоял, высматривая ту женщину, Еву.
Он должен убедиться, что она действительно ушла,
он не мог успокоиться ни умом, ни сердцем, пока собственными глазами не убедится, что она исчезла из их квартала,
ну конечно, вот она стоит.
На мокром от дождя тротуаре, прямо у подножия лестницы.
Она тщательно сложила рецепт и начала переходить Скоптофильскую,
элегантно обходя лошадиные кучи,
и Дрейф снова облегченно вздохнул,
и вдруг, когда он было подумал, что опасность миновала,
когда она уже достигла другой стороны улицы,
она замедлила шаг, остановилась под фонарем и обернулась…
— Да, доктор, что-то здесь, во всяком случае, изменилось,
потому что здесь такой приятный свежий и сильный запах,
у вас, как я думаю, на маленьком круглом столе недавно стояла свежераспустившаяся лилия,
