Рука у него теперь лишь слегка подрагивала, а чувство, что за ним наблюдают,
что комнату наполняет некое присутствие, несмотря на то, что паучиху удалили,
накатывало на него все реже.
— Он утверждает, что я сумасшедшая, что я — ведьма,
идиотка, у которой недостает разума,
что мне нельзя верить,
он обвиняет меня в том, что я истеричка, распущенная,
плохая мать, да, я не знаю, в чем еще, доктор,
дело в том, что в его личности есть некоторые черты паранойи, в которой он не сознается и которой не желает замечать!
Последнюю фразу Дрейф не потрудился записать.
Она не представляла интереса и к тому же, скорее всего, была просто коварной проекцией психического состояния самой женщины.
Вместо этого он спросил,
не поднимая глаз:
— А вы правда?
— Что?
Женщина, захваченная своими внутренними видениями, уже успела уйти далеко вперед, и теперь ей пришлось остановить этот бурный поток, на время сдержаться и медленно вернуться назад,
к тому пункту, где находился Дрейф,
и это заняло некоторое время.
Дрейф же не мог ждать и завопил в нетерпении:
— Сумасшедшая, барышня, сумасшедшая!
Это, конечно, был,
во всяком случае для самого Дрейфа,
чисто риторический вопрос.
— Нет, совершенно нет,
я просто говорю то, что думаю, доктор!
И она в истерике повторила эти слова по крайней мере раз пять, прежде чем Дрейф прервал ее:
— Да, да, да, барышня,
а где именно он хочет вас заточить?
Голос женщины теперь постоянно менялся,
она все время говорила с разной интонацией, силой звука и убежденностью,
отчего голос ее иногда делался слабым и напряженным, словно угасающее пламя свечи в темной, пустой комнате, а потом в нем тут же
звучала паника, он становился пронзительным и резал слух.
— Здесь!
Дрейф глубоко наморщил лоб, огляделся…
— Где?
Он снова окинул взглядом обстановку в комнате,
словно где-то среди мебели мог найти ответ на свой вопрос.
— В аду!
Женщина ритмично сжимала и разжимала кулаки и очень плотно сжимала челюсти.
Дрейф почти пожалел о том, что у него нет ампулы с морфием, чтобы успокоить ее.
Он быстро заглянул в свои записи и на какой-то момент утратил нить,
ведь анализ, как ни говори, пронес их сквозь много веков и бесконечное число судеб…
— Ад… Вы имеете в виду такие костры в подземной норе, где волосатый человечек с рогами запихивает грешников в огонь, не правда ли?
— Нет… это скорее невероятно большое, старое-престарое сырое здание, по грязным залам и коридорам которого бродят сотни тысяч, а может, и миллионы так называемых сумасшедших женщин, и в отчаянии кусают руки и рвут на себе волосы, именно миллионы женщин всех возрастов и всех времен, которые были заперты здесь своими мужьями,
