В глазах Дрейфа появилось презрительное, вымученное выражение.
Только не это!
Истерический припадок следовало во что бы то ни стало остановить.
Поэтому он спокойно и деловито произнес:
— Успокойтесь, успокойтесь, милая барышня,
начните сначала, не торопясь,
и подумайте, что вы имеете дело со специалистом,
подумайте, что я все годы своей практики изучал самые глубины женской души и прочел нескончаемое число трудов о том, что женщина на самом деле может и хочет,
я хорошо понимаю, что все вы глубоко стыдитесь, что не обладаете мужским…
Тут он замолчал в середине фразы, и яркая краска разлилась по всему его лицу, запылали и оба его уха.
Он отчаянно пытался подобрать правильное и как можно более мягкое выражение,
найти слово, которое не пробудило бы в ней половых ассоциаций.
Наконец он быстро прошептал чрезвычайно тихим, едва слышным голосом:
— органом…
А затем продолжал тем же тоном:
— И что поэтому вы, совершенно естественно,
чувствуете себя сбившейся с пути, неполноценной, обделенной и прочее,
но поверьте,
у вас нет никакого повода для страха,
со мной вы можете чувствовать себя в полной безопасности!
Женщина снова лежала, вытянув руки вдоль тела.
И невидящими глазами смотрела прямо перед собой.
Трудно было определить, дошли ли до нее вообще его слова.
— Хорошо, продолжайте с того места, где вы остановились,
так значит, в Раю,
и вы там одна,
опишите, что вы видите и испытываете внутри себя!
Женщина почувствовала себя совсем тяжелой и сонной,
как обычно бывало, когда новое существо или видение напоминало о себе физически.
Голос ее сделался легким, светлым, тягучим:
— Нет, я не одна,
тот, — я не помню его имени,
только то, что он
мужчина, —
со мной.
Дрейф старательно записывал то, что бормотала женщина:
— Нас окружают деревья, и листья у них гладкие, мелкие,
в форме сердечка,
и я вижу все, доктор,
очень четко и ясно,
потому как время это прекрасно и все тут есть в изобилии!
Она закрыла глаза, чтобы яснее разглядеть видение во всей его красе, почувствовать разнообразие запахов сада, перекрывающих затхлый дух бумаги, пыли и старых чернил в Дрейфовой приемной.
— И время здесь бесконечно, доктор,
оно такое же, как растения, травы, деревья, он и я,
а стоим мы с ним под странным деревом,
только лица его я не помню и не вижу,
я просто знаю, что оно прекрасно и что ветви дерева отбрасывают на него свою тень.
Она на минуту смолкла, затем, улыбаясь, прошептала что-то такое, что на слух не слишком начитанного Дрейфа было подозрительно похоже на цитату из какого-то литературного произведения:
