Когда заразой расползалось тленье
и проникало в сердце, и цвело,
«печально я гляжу
на наше поколенье» —
стонал поэт и поднимал стило.
Он колдовал, хрипя, подобен магу,
смешное проклиная бытие,
и кровь струей стекала на бумагу
и прожигала, чистую, ее.
Он мчался на перекладных по стуже,
бродил, как волк, в рассыпчатом снегу,
вот я не так —
я сочинитель хуже,
но я от поколенья не бегу.
Я задыхаюсь с ним одним рассветом,
одной работой,
качеством огня,
оно научит стать меня поэтом,
оно поставит на ноги меня.
И многого я не найду в основах,
там худ и скуден истины улов,
а с ним войду в мир положений новых,
в мир новых красок, действия и слов.
Раздолье мне —
тень Франсуа Виньона,
вставай и удивленья не таи.
Гляди — они идут побатальонно,
громадные ровесники мои.
Я их пишу,
а вы с меня взыщите,
коль окажусь в словесной нищете,
тогда, не апеллируя к защите, —
не со щитом,
так всё же на щите.
