— Это сказано в горячах, — успокаивал ее фюрер. — Ты же знаешь, что я отлично чувствую себя после его инъекций.
— Неправда, — в отчаянии крикнула Ева, — ты всегда возбужден, лицо твое горит. Мне бывает за тебя страшно.
— Успокойся, Ева. Нам сейчас надо держать себя в руках… Какая ответственность, какая навалилась ответственность! Подумай… А это все мелко, глупо! — Гитлер говорил уже раздраженно.
— Хорошо, и ты успокойся… Ты ничему не веришь, когда речь идет о Мореле. Уже доказано…
— Что — доказано? — взорвался он.
— Доказано, что Морель не случайно посещает Швейцарию. У него там…
— Что бы у него там ни было… Он мой лекарь! Я бы давно скончался, если бы не Морель… Вы все этого теперь хотите! Вы только и занимались эти годы тем, что травили его. А он привозил из Швейцарии мне лекарства. Боли утихали, я начинал работать!
— А те доклады о нем? А письма?
— Не говори суконным солдатским языком, Ева. Ты женщина… Я понимаю, все началось с Юниты. Стоило ему поехать с ней в Швейцарию, как ты стала мне то и дело напоминать о Мореле. Ты ревнуешь ее. Но причем здесь Морель и его фирма? Ты мне хочешь о ней сказать? Но о ней мне уже в течение этих лет много раз докладывали…
— Ты никому не веришь…
— А чья это была идея в тридцать девятом году? К Морелю подослали возвращенца. Он должен был обязательно доказать враждебность Мореля ко мне… И что бы вы достигли? Ты хотя бы понимаешь, что Морель… не боится меня! Он не боялся меня все эти годы. Это важно, чтобы доктор не боялся! Сталин в своем Кремле запугал даже врача. Этот мерзавец остается один, когда ему плохо. А со мной мой Морель. Я тысячу раз вдалбливал в головы идиотов, что он лечит меня!.. У тебя есть новые доказательства? Ты не можешь быть так…
— Да, у меня есть факты. Доктора Карл Брандт и Эрвин Гизинг сделали анализ твоего чудодейственного мутафлора. Это лекарство, по их мнению, страшно для тебя.
Ева в этот раз все предусмотрела. Она не случайно накалила разговор. В эти минуты Мореля, следовавшего сюда, вели два молчаливых эсэсовца. Он сразу же испугался, увидев и Брандта, и Гизинга. Это были хорошие специалисты. И он понял, что присутствуют они тут, вместе с какими-то людьми — их трое — не случайно.
— Посадите его, — приказал сидевший среди этих троих в середине.
Двое эсэсовцев насильно посадили Мореля на стул, который стоял посередине комнаты.
— Вы догадываетесь, почему здесь? — спросил его вновь средний.
Личный доктор, порядочно струхнув поначалу, теперь огляделся. Ему рассказывали, какие кабинеты в гестапо. Здесь ничего не было похожего. Ни пыточных устройств, ни машинистки, которая должна строчить все, что он скажет. Он поднял большую свою лохматую голову и прохрипел:
