Вкус яда | страница 20
— Я бы не хотел стареть, мой хозяин.
— Все об этом мечтают, Теодор. Мечты не возбраняются.
— Я бы хотел, мой хозяин, иметь дело с чистым небом. Страшно, когда шумит над головой снаряд. Не правда ли?
— Да, это скотское чувство. Вроде за шеей у тебя сидит кот и царапает своими крепкими когтями.
— Что бы вы подумали, мой хозяин… Вдруг бы я обзавелся семьей?
Гитлер подумал всего капельку и ответил:
— Почему бы и нет? Тогда хотя бы за вами можно будет последить серьезно… Это шутка, Теодор. Не обижайтесь.
— Я не привык обижаться.
— Да они все одолевают вас шутками, вы им прощайте!.. Она — немка? Чистокровная или с какой-нибудь смесью?
— Нет, я еще не знаю, — смешался Морель. — Я только предполагаю…
— Морель, если вас будет двое, это уже много. Тогда я при всем моем старании не спасу вас.
— Что вы имеете в виду, мой хозяин?
— Неужели они вас не обзывают евреем, мой друг?
— Но я же не еврей. Я им уже много раз растолковывал.
— Вы видели портреты этого человека, который работает у Сталина? Этот их нарком Молотов? Сталин считает, что он не еврей. А мне кажется, что чистокровный юда…
— Видите, чем отличаетесь вы от Сталина. Сталин защищает, а вы… Сразу меня зачислили туда, откуда я никогда не выберусь…
— Если вас посадят наши эти палачи, то вам никогда не вырваться. Вы не докажите там, внутри тюрьмы, когда вас посадят за десять замков, что вы — совсем другой национальности, не такой, как этот их нарком Молотов.
— Почему вы решили, что таких надо убивать?
— Да потому, что они распяли Христа. Они всегда безнаказанны. Это меня, если хотите знать, бесит. Почему они такие?.. — Он сделал паузу и потом жестко выдавил: — Я вас уважаю, Морель. Я ограждаю вас от любых случайностей. Но я умываю руки, если вы приведете к нам еврейку.
— Следовательно, не стоит при вас говорить о каких-то серьезных вещах.
— Нет, не правда. Со мной вы можете говорить, сколько угодно. Но с другими — будьте осторожны… Вы знаете, почему Сталин живуч и его беспрекословно слушают?
Морель пожал плечами:
— Не могу ответить.
— Не можете? — удивился фюрер. — Это же так просто. Сталин все засекретил. Они имели, мой друг, привычку. Боролись с царем, конспирировали дела. Сейчас все труднее и труднее достать материалы их пленумов. Уж не говоря о Политбюро. Нам надо учиться тоже держать все в секрете. И мы непобедимы.
— Но вы же говорите с народом…
— С народом? Вы верите, что есть где-то народ? Это кричащая и рычащая толпа, Морель.
— У вас есть основания верить, что народ вас поддерживает…