— Ты, Метляев, обо всем этом серьезно? — наконец, спросил, прямо глядя в его зеленоватые кошачьи глаза.
— А зачем же ты тогда к ней на квартиру пошел?
— Так это ж всего на квартиру…
— Нашел дураков. К Клавке просто так не ходят…
Сашка пересел на увитую в связке жердинку, она его выдержала, пустил густую струю дыма.
— Ох и бес ты, Сашка! — засмеялся деланно Метляев. — С твоей, конечно, физиономией… И фигурой такой… Оно, конечно… Богатая, ух!
Сашка, будто и не услышав последних слов, засмеялся:
— И что вы все суетитесь? Я от баб, как черт от ладана бегу. Никакой у меня нет с ними связи. Ты что, интерес к ней имеешь?
— Взгляд ее для меня ледяной. Да и она… Расшиблась бы в лепешку, коль этот… ну, волосатый бугай… только б пальцем поманил…
— Так, говорят, у него мирно, дружно, в полном согласии дома-то…
— То-то и говорят. Тишком да ладком, сядем рядком… А глаза твоя Клавка-то все проела…
Опять кольнула в Сашкином сердце какая-то неприятная тревога. Метляев, покрутившись еще, исчез, так и не выведав, когда едут в лес, а Сашка, отладив скамейку, пошел к себе домой. Как-то тревожно думалось ему, когда он встретил Клавкиного сына Игоря, он всегда лакомил мальчика покупными конфетами и теперь вынул две кизиловые конфетины, отдал пузатенькому сластене; тихая радость встала перед ним, и она была в полном с ним согласии, в ладу, мирно, дружно; мальчишку он взял на руки, тот потянулся сам к большому, пахнущему свежей стружкой Сашке. Хоть лезь на стену от нахлынувшего счастья. Такой был ловкий и ласковый пузан.
Сашка донес его до избы, и Клавка, краснея от удовольствия, что он так несет ее мальчишку, все-таки сделала холодно-равнодушный вид. Сашка оглянулся. Он понял, отчего Клавка так: по улице вышагивал большой лохматый мужик. Клавка поджала губы и скромно сказала:
— На ладан уж дышит его-то супружница.
Дышит так дышит, — зло подумалось Сашке, — чего тарахтит, раззадоривает? Чутьем подумал он, что глубже и глубже засасывает его ревность, ведет в какие-то особые отношения с Клавкой. Лишь молодая вольная натура выносит на радостный свободный берег. «И чего привязался? спрашивал себя Сашка. — Чего тебе они? Пушистые, раздушистые, маленькие, пузатенькие… Чего?»
Клавка готовила лапшаное тесто, руки и лицо, край волос были в муке. Вся она гляделась домашней, своей, близкой. Беспокойная ласковость заиграла опять в Сашке, но он пересилил свое желание потрогать рукой прядку ее волос, да и взгляд у Клавки был пока что ледяной, она была к Сашке безучастна, будто и не видела его, хотя на него глядела.
