Выпуская колечки дыма, кивал:
— Да, жисть движется по земельному шару. Слышь-ко, а как там в Америке — кузнецы не вывелись?
— С чего бы им выводиться? Чай, везде надо ковать, к примеру, ту же лошадь.
— Оно так, — соглашался Андрей Павлович. — Кузнеца, по моему соображению, любая машина не заменит. Не должна! Да вот ноне, говорят, чижело.
— А Николка твой робит, — возразят ему.
— Много ли. Постоит малость — и долой. Жидковат!
Николка прислушивался к разговору и морщился. Ведь знает же батя, что главное-то время уходит на полевые дела. И вспашка, и бороньба — все на его неокрепших плечах лежало.
— Не-ет, — тянул кузнец, — из Николки коваль не выйдет. Не та натура, не тот материал, значится…
Мы не понимали, зачем он обижает парня. Николка нравился нам своим покладистым характером. Был он старше нас, но никогда не командовал нами. Даже с девчонками еще не гулял. Был застенчив, несмел. Причиной, конечно, всему — его внешность: в детстве он болел оспой, которая изрыла все его лицо. Но мы на это не обращали внимания. Нам он особенно люб был тем, что в отсутствие отца давал то мехи покачать, то постучать молотом по раскаленному железу. А если кто-нибудь из мальчишек приносил обломок косы, то Николай запросто выковывал из него нож. И такой острый, что хоть брейся. За неимением усов проведет иной пацан по ноге — ни одной волосинки не останется. Это ли не счастье — иметь такой нож!
Только действительно Николай недолго задерживался в кузне. Иногда не успеет он за молот взяться, как от воротец донесется голос старенькой матери:
— Николка, бес, где ты? Рыжуху поди запрягай!
Сам Андрей Павлович никаких других дел, кроме кузницы, не признавал. Он был одним из тех, кто со всей страстью увлекался своим делом, которое было для них истинным призванием. Что-то поэтическое виделось в его работе. Молот у Андрея Павловича всегда что-нибудь выговаривал, наверное, то, что было у него в мыслях. Так и звенел, и звенел. О, кузнец знал толк в своей музыке!
Чего только не мог он сковать! Надо сделать подкову, легкую, без единой зазубринки, с острыми шипами, такую, что любого коня носила бы вихрем, — откует. Надо лемех или отрез оттянуть да вывострить — и это сделает. Привезут колесо для ошинки — будьте спокойны: как вольет. Я уж не говорю о разной домашней утвари. В каждом доме были его ковки косари, кочерги, ухваты, скобы. Он мог сделать любой величины гвозди, костыли, без которых не строился ни один новый дом.
