– Едва ли это можно назвать просто плаванием.
– Но вы же наверняка понимаете, каким разочарованием стал для семьи мой дядя.
– Я бы не рискнул назвать героя Опиумной войны разочарованием.
– В семье со столь давними ботаническими корнями его настойчивое желание посвятить себя всяким чудачествам…
– Например?
– Например… что?
– Вот и я спрашиваю себя об этом. В чем же заключались его предполагаемые чудачества?
– Предполагаемые? Вы что же, издеваетесь надо мною?
– Я всего лишь пытаюсь понять вас.
Я вздохнула:
– Он вырос с моей матерью и воспитывался в Эссексе. Судя по тому, что мне рассказывали, почти все время он проводил на реке.
– Едва ли это можно назвать чудачеством.
– А еще он построил лодку.
– Какая непристойная выходка.
– На которой плавал по окрестностям.
– Как и подобает настоящему моряку.
– А когда при поступлении в университет он выиграл стипендию, то отказался от учебы ради службы на флоте.
– Теперь понятно. И за этот недостойный поступок он был…
– Мой дед не разговаривал с ним много лет, а бабушка ни разу не написала ему, и он плавал где-то за морями, когда мои родители поженились.
– Полагаю, когда королева произвела его в рыцари за геройскую службу на благо своей страны, то…
– Тогда мы более не могли скрывать свое родство с ним.
Мистер Тримбл расхохотался.
– Не вижу здесь ничего смешного. – Протянув руку, я постучала по крышке стеклянного террария, и капелька влаги упала на листок орхидеи.
– Быть может, вам следует взглянуть на события прошлого с его точки зрения. Не слишком приятно считаться проклятием чьего-либо существования. Я могу судить об этом по собственному опыту.
– А мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь взглянул на происходящее с моей точки зрения. Меня силой заставляют отказаться от дела всей моей жизни. Неужели этого никто не понимает? Если отец и адмирал добьются своего, то мое поколение Уильямсов не оставит следа в анналах ботаники.
Пожалуй, я заговорила куда громче, чем собиралась, и обнаружила такую глубину чувств, о которой и сама не подозревала. К черту! Я сделала глубокий вдох:
– И я никогда не говорила, что адмирал стал проклятием семьи.
Мистер Тримбл открыл было рот, чтобы заговорить, но тут же закрыл его. На его лице отобразилось нерешительное выражение.
– В самом деле?
– После смерти матери он многое сделал для моего отца, и я не позволю относиться к нему пренебрежительно.
– У меня этого и в мыслях не было.
Мы действительно многим были обязаны адмиралу. Вплоть до настоящего момента я, пожалуй, даже не отдавала себе отчета в том, сколько он для нас сделал. Он вытащил отца из постели и заставил нас перебраться в Оуэрвич. Он стал для нас настоящим… спасением. Отчего я вдруг ощутила себя злобной эгоисткой по отношению к нему.
