Отдых – это деньги, потраченные с удовольствием. Чем больше можно получить удовольствия за те же деньги, тем лучше отдых.
Вот и я успеваю получить по десятку мелких удовольствий каждый день. То сам себе салат из свежих овощей с местного базарчика сделаю – неважно, что в столовой кормят на убой. То пивка с кальмарами возьму и присяду на местном Бродвее. А вечером (южный вечер – главное время суток!) мы с друзьями соберемся за длинным столом на стороне лимана и будем варить уху. Перец и соль по вкусу. Потом воспоминания о прошлых годах, гитара и конкуренция детской дискотеки (с недетскими песнями), расположенной рядом.
Город, даже если его очень любишь, надо на время покидать. Особенно когда в воздухе начинают витать пары асфальта. Мы все вернемся. Кто с дачи, кто с Карпат, кто с Лагерной косы. Мы все соберемся снова в родном городе, и с радостью откроем окна, и выглянем наружу в ожидании золотой киевской осени. Но пока не будем спешить ей навстречу. У нас еще пол-лета. Ну, почти половина. И у нас еще есть право на отдых, которое у нас никто не отбирал.
...
Сколько раз можно вернуться в детство?
Психиатр на этот вопрос ответит, скорее всего, однозначно и конкретно. Но мне пока психиатр для ответов на мои вопросы не нужен. Мне как-то особенно легко сейчас на душе, словно душе моей от роду лет шесть-семь и она, ничего вокруг не понимая, всему радуется. Все – это море, мороженое, солнце, арбуз, дыня, лимонад или квас.
Я приехал в Евпаторию после перерыва в сорок один год! Даже как-то боязно было подъезжать на машине к городу. Теоретически я его помню. Я знаю, что мы несколько лет подряд снимали комнатку в старом татарском дворе на три семьи переселенцев из Рязани. Наших хозяев звали тетя Люба и дядя Ваня. Дядя Ваня ходил в тельняшке, и я думал, что он моряк. Он был рыбаком, а работал каким-то техником. Мои родители с ними дружили и в конце каждого отпуска договаривались на следующее лето. Цена за койку была стабильная. В узком дворике под виноградными крышами стояли три стола со скамьями. У каждой из трех живших там семей отдыхали по человек пять-семь. На каждом столике во дворе по вечерам резали арбузы и пили вино. Потом, совсем поздно, под садовой лампочкой с жестяным колпаком соседи-отдыхающие играли в карты. Мы спали с открытыми окнами, и я засыпал под «вист», «пас», «мизер» и «марьяж». Слова, тогда не имевшие для меня значения, казались волшебными заклинаниями. Они меня усыпляли. А рано утром топот ног по тротуару за забором проникал в последние кадры сна и готовил меня к очередному солнечно-морскому дню.
