— Да, я действительно уже всё решила, — так же нараспев, с пикантным акцентом, промолвила Сибилла. И Райников впервые удивился, что она так хорошо знает русский. — Ты многого обо мне не слышал, милый, и сейчас я не настроена исповедоваться. Подумай и скажи, примешь ли ты меня любую, отверженную и опозоренную, нищую и больную? А ведь я каждую минуту рискую потерять молодость и красоту, здоровье и жизнь. Я лучше других знаю, как зыбко всё в этом мире, как короток путь с вершины в пропасть. И если ты поклянёшься мне на крови, что не оставишь меня никогда, даже узнав обо мне самое постыдное, самое страшное, если готов разделить мою вину — тогда я согласна! Но предупреждаю тебя сразу же — подумай хорошенько! Разве нужна тебе жена со столь скверной репутацией? Сейчас ты возбуждён, по потом это пройдёт. И ты ужаснёшься, сообразив, что натворил под горячую руку!
— Нет, нет, Сибилла! Я готов сейчас же поклясться кровью! — У Райникова перехватило дыхание от этих грозных, величественных слов. — Что бы с тобой ни случилось… я не оставлю тебя. Я не стану слушать никаких порочащих тебя сведений, вне зависимости от того, ложь это или правда. Я готов узнать про тебя всё, что угодно, и сразу же забыть. Потому что всё на свете условно, а истинна только любовь! Если у тебя нет другого мужчины, с которым бы ты хотела пойти под венец, то я здесь и сейчас сжигаю за собой мосты. Я немедленно поклянусь!..
— С этим успеется. — Сибилла, обняв мокрой рукой шею Лёвы, легонько коснулась губами его лба. — Да у тебя жар! Ты бредишь! Я не желаю пользоваться твоим болезненным состоянием и вырывать клятву. Нет, я не отказываю тебе, ни в коем случае! Я просто хочу, чтобы ты вспомнил о родителях, о матери в первую очередь. О, как мне всю жизнь не хватало мамы, если бы ты знал! И я завидовала всем, кто мог обнять свою мать, поцеловать её, поговорить с ней, спросить совета. Не обижай свою маму, малыш. Я уверена, что она будет против. А отец — тем более. Они могут отринуть тебя, и я буду мучиться вечно!
— Я постараюсь им всё объяснить.
Райников так и стоял на коленях. Вода в ванне совсем остыла, но Сибилла не чувствовала холода.
— Они должны принять выбор сына ради его же счастья. Если я ошибся — отвечу сам, и буду судить себя жестоко. Но обращаться со мной, как с вещью, как с комнатной собачкой не позволю. Я их единственный сын, и вряд ли родители отрекутся от меня. Возможно лишь временное охлаждение, пока они не привыкнут, не смирятся с неизбежным. А, главное, они очень хотят внуков, — возбуждённо зашептал Райников. — Если у нас родятся дети, старики всё простят!
