Что касается Стефана, то он тоже вряд ли откажется помочь Артуру. Первая группа фактически уничтожена, но парня почему-то не тронули. Наверное, боятся — иностранец, малолетний, родные и близкие молчать не станут. Ему и карты в руки, как говорится. Насколько Артур просёк натуру Стефана, тот не отступит, раз взявшись за дело. Особенно теперь, когда нужно бросить вызов неведомой силе, искалечившей Любу и убившей Егора. Пусть потом Силинг хлопнет дверью и исчезнет в тумане, но пощекотать себе нервы не откажется ни за какие пряники. Остаётся только ждать, ждать и ждать…
Разумеется, Артур, оказавшись в этой квартире, тут же проверил ванную. Всё оказалось в порядке, и даже в шкафчике завалялся пакетик с морской солью. После полной смены на заправке и нескольких часов в таборе всё тело чесалось, глаза слипались, а голова тяжелела с каждой минутой. Соли оказалось недостаточно для полной ванны, и Артур добавил ещё кедрового масла.
Торопливо раздеваясь, он старался не уснуть, но в тёплой, остро пахнущей воде всё же задремал. Потом наскоро ополоснулся под душем, завернулся в полотенце, дорожным феном просушил волосы и вытащил из растрескавшегося шкафа просторную байковую пижаму.
Тураев смутно помнил, как натягивал куртку и брюки, как ловил на диване скользкие подушки, потому что сон одолевал его со страшной силой. Он лёг и сразу же вырубился, как под наркозом, и лишь потом вспомнил, что не спустил в ванне воду. Ладно, что свет погасил и запер входную дверь. Его одежда горкой лежала на крышке стиральной машины, а зимние сапоги, воняющие бензином, валялись посреди прихожей.
Зная, что без предварительного звонка гости не явятся, Артур решил немного поваляться, отдохнуть от трудов и волнений. Дискеты с «досье Вороновича» при нём уже не было. Теперь она лежала в автоматической камере хранения на Ленинградском вокзале, и не одна, а кейсе с другими документами, содержащими ничего не значащие сведения. Эти бумаги и диски остались после того, как Яков Райников, Лёвкин дядя, выстроил новый дом в Колюбакино. Там же, в симпатичной, совсем европейской вилле, они и встретились два раза — после Лёвкиных похорон и в день его рождения, двадцать шестого января.
Дом Якова Райникова был убран в стиле модного нынче экологического фитодизайна. Сухие травы, злаки украшали интерьеры нескольких комнат. Фотопортрет покойного Льва стоял среди белых лилий, орхидей и каких-то мелких, очень пахучих цветочков. Всё это великолепие было вставлено в начищенные до блеска медные трубы. Портрет словно вырастал из белой бархатной скатерти. Чуть дальше, в нише, стояли четыре высокие вазы, и в каждой — по две красные гвоздики.
