Звягин попал в тюрьму — что может быть желаннее? Потом никому не будет нужен, разве что магазин возьмут сторожить. А при его амбициях это — крах. Аня под воздействием обезболивающих лекарств пребывала в блаженном осознании своей моральной победы до тех пор, пока не увидела рядом с койкой зарёванную мать, которой только что сказали всю правду.
— Мам, я ни о чём не жалею, понимаешь? И скажу, почему. Я по-настоящему люблю его… Мне наплевать, олигарх он или младший научный сотрудник. Важно, что это — доминантный самец! Красавец-мачо! И после него Звягину в любом случае ничего не светило, даже если бы Володька сам был «арбузником»… Мама, молчи, дай мне договорить, потом будешь хныкать! Да, я люблю деньги. Без денег сейчас никуда. Но если бы мне предложил всё то же самое кто-то другой, ещё подумала бы. Не знаю, в чём дело. Запах, манеры, выражение лица, тембр голоса? Какая-то особая аура? Женщины подсознательно чувствуют, кто должен их оплодотворить. За самку надо сражаться, а не обвинять её в том, что выбрала другого. Если бы Звягин думал, что я просто хочу заработать, он никогда не выстрелил бы. А так он понял, что я люблю… Мам, да хватит выделываться! Ты же не меня, а себя жалеешь… Боишься, что я камнем у тебя на шее повисну, и твой муженёк рассердится. Не бойся, я — дама зажиточная. Обо мне есть кому позаботиться. Я давно уже привыкла обходиться без тебя — обойдусь и сейчас!..
— Анечка, вам аборт придётся сделать, — прошептала на ухо пожилая врачиха, которая, оказывается, всё время сидела рядом. — Вам ввели много сильнодействующих препаратов, которые могут негативно воздействовать на плод. У вас срок два месяца, ещё не поздно. Тем более в вашем случае… Я не могу не предупредить вас. Конечно, решение примете вы, но я советую всё как следует обдумать. Положение очень серьёзное…
— Ах, вот оно что! Маменька плачет, чтобы я испугалась и согласилась на аборт? Хватит, дудки, наделалась я их выше головы! А этот ребёнок для меня всего дороже, и пусть я или сдохну, или рожу его! Мама, когда своего недоноска Петеньку собиралась рожать, меня ни о чём не спрашивала! И я её не спрошу! И чтобы больше ни слова об этом! Силком будете делать — глотки вам перегрызу!..
Аня ещё что-то кричала, заливалась слезами, отталкивая от себя морщинистую врачиху в зеленоватом халате. Проклинала всё ещё красивую, но сломленную горем блондинку-мать с такими же бирюзовыми глазами, как у неё самой. Попытки успокоить больную успехом не увенчались — началась истерика. Аня едва не вскочила на парализованные ноги и не скатилась на пол. Она билась на высокой постели, корчилась и рыдала. Золотые её волосы, рассыпавшись по казённой наволочке, окружали голову страдальческим нимбом.
