. Самый первый свой контракт, сроком на пять лет, он заключил с Мейбл Норман, которая ушла от Мака Сеннета. В последующие годы на Голдвина работали по контракту Рональд Колман (один из немногих актеров немого кино, успешно перешедший в звуковые фильмы), Эдди Кантор, желчный Гэри Купер (его возмущало качество навязываемых сценариев), Дэвид Нивен, Дэна Эндрюс и Дэнни Кей
[211]. Однако поиски второй Гарбо увенчались лишь прочно забытой ныне Вильмой Банки и Анной Стен
[212], про которую он любил говорить, что у нее «лицо свинкса».
С большим трудом Голдвину удалось залучить Лоуренса Оливье в картину, которую он неизменно именовал «Грузовой перевал» и снимать которую должны были оператор Грегг Толанд и режиссер Уильям Уайлер. Оливье терпеть не мог свою напарницу Мерл Оберон[213], считая ее «подстилкой [Александра] Корды». Неприязнь была взаимной. Оберон часто жаловалась, что во время эмоциональных сцен Оливье брызжет слюной ей в лицо. Оливье вопил: «Ты, шлюшка-дилетантка, подумаешь, слюна! Актеры мы или не актеры?»
Спустя три недели после начала съемок группа безнадежно выбилась из графика, и на площадку заявился Голдвин.
— Уилли, — сказал он Уайлеру, — если этот… этот актер собирается и дальше так играть, я закрываю картину. Посмотри на его уродскую физиономию. Вид непотребный, игра дрянная — неестественная, пресная… Так дело не пойдет; если он не выправится, я закрою картину.
— Хорошо, мистер Голдвин, — ответил Уайлер, и с того самого момента Оливье, как сам позже признавал, «слушался и повиновался».
Голдвин был безобразным отцом: то забрасывал свою дочь Рут сентиментальными письмами, то нещадно ею пренебрегал. Сэмми-младший не мог припомнить, чтобы они хоть раз обедали или ужинали всей семьей в их элегантной столовой. Он всегда ел на кухне, в компании кухарки. Незадолго до окончания школы-интерната отец написал ему: «Твое образование так много для меня значит, ведь ты мой единственный сын и я так сильно тебя люблю», — но на церемонию выпуска, конечно, не явился. «И пусть меня нет рядом, — продолжал он, — но сердцем я с тобой и молюсь за тебя».
Вожделенный приз Академии Голдвин все же получил — в 1947 году, за фильм «Лучшие годы нашей жизни». После церемонии Фрэнсис застала его в гостиной: он сидел на оттоманке и, поникнув головой, рыдал, прижимая «Оскар» к груди.
Он дожил до девяноста четырех лет, и последние годы был прикован к постели в доме на Лорел-лейн. За три года до его кончины, в 1971 году, немощного киномагната навестил президент Ричард Никсон.
