— Я не обманом! — горит лицо у Павла и вздрагивают жилы на висках: — Я тебя, Ксения, не обманывал... Я пред тобою, женщина, не виновен!..
— Осподи! — вздрагивает Ксения и беспомощно озирается: — Што же это такое?
— Я хотел тебе про все рассказать, — продолжает Павел и слегка придвигается к Ксении. — Ты сама останавливала меня... Не обманывал я тебя...
— Не обманывал он меня, — сквозь слезы подтверждает Ксения.
Обретая силу в этих тихих и решительных словах, Павел встряхивает головой:
— А что я с белыми был, так за это я уже свое наказание получил... Теперь я вольный человек, чистый.
Павел Ефимович Коврижкин, бывший партизанский командир, слушает, вслушивается в слова, произносимые Палом, работником, хозяином, бывшим белым. Павел Ефимыч вглядывается в его лицо, обретающее уверенность и смелость. Потом глядит на женщину, теребит ухо и, когда теребит его, приоткрывает верхнюю губу, обнажает желтоватые крепкие зубы, и кажется, что усмехается он злой и жестокой усмешкой. Но Павел Ефимыч не усмехается. Сурово его лицо, хмурятся брови. В глазах непримиримость.
— Наказание, которое ты, гражданин, перетерпел, это одно... Это еще мало для того, чтоб чистым считаться... Это с тебя рабоче-крестьянская власть взыскала. И, может, мало взыскала... А с партизанами тебе вместе быть не полагается. Места тебе возле них нет!.. У Ксении, у Коненкиной, кто глаз с надругательством выхлестнул? Кто над долей ее галился — твои товарищи, такие же проклятые белые гнусы! И ежели рабоче-крестьянская власть пощадила тебя, ежли миновала тебя стенка, так где же у тебя стыд-то, где твоя совесть, что со всем нахальством своим приходишь ты и берешь себе в жены честную и верную женщину, которая с партизанами кровь и пот делила?..
Слова Коврижкина, Павла Ефимовича, бывшего партизанского командира, падают тяжко и разяще. Холодом окованы Арина Васильевна, Павел. Застыла и ждет, и порывается к чему-то Ксения. Она поднимает руку, правую, словно отстраняя что-то от себя, и, выждав передых в речи Коврижкина, ломающимся, грудным, молодым голосом кричит:
— Стой!.. Обожди!.. Обожди, Пал Ефимыч!.. Моя обида, моя доля!.. Моему сердцу кипеть за нее!.. Не виновен Павел, мой муж!.. Ни в чем предо мной не виновен!..
25.
Голубая ночь вползает в щели сквозь ставни. Голубая ночь неистовствует за толстыми, кондовыми стенами избы.
Ксения в тишине, в темноте глотает слезы. Слушая эти слезы, Павел глухо говорит:
— Слушай, Ксения... Лучше, может, уйти мне?.. Тяжело тебе будет, беспокойно...
