Надо было видеть, как я ее писал! Снял с гвоздя всю пачку газетных прямоугольников, что так аккуратно нарезала тетка, выбрал тот, где поля пошире, расположил на колене и… уронил карандаш в дырку. Пришлось вернуть бумагу на место и пойти в дом за другим.
Отец подозрительно наблюдал, как я хожу туда-сюда.
— Живот болит, — пояснил я.
Он кивнул головой и крикнул:
— Марта, что у нас есть от живота?
— У кого болит? — откликнулась та.
— У Ромео.
Я опять зашел в будку с сердечком. На этот раз получилось нормально: «Жду тебя в три часа ночи в беседке. Вопрос жизни и смерти. Твой Боливар».
Я специально так написал, она знала этот пароль. Когда-то Кира загнала в ногу крючок, и мы никак не могли остановить кровь. Ей было больно и страшно, поэтому я пытался отвлечь ее, рассказывая «Дороги, которые мы выбираем». А все началось с фразы «Боливар не вынесет двоих», когда раненая Кирюха взгромоздилась мне на спину, а ведро с уловом пришлось оставить на берегу. Тогда мы решили, что Боливар будет нашей тайной. Вот и пригодилась детская договоренность.
Кира
Ба сразу поняла, что меня опять обидели. Она сидела у двери с лопатой и поднялась, когда я зашла во двор.
— Можешь спрятать лопату. Больше не придут мазать дверь. Это была Галка, — буркнула я, поставив возле нее ухват, и прошла в свою комнату. Она, не выпуская свое оружие, поспешила следом.
— Что случилось?
— Ничего.
— Я же вижу.
— Ба, я потом расскажу, посплю и расскажу, — плюхнулась прямо в одежде на кровать и накрыла голову подушкой.
Она еще немного потопталась, но потом тихо закрыла дверь и ушла.
Я позволила своим слезам пролиться. Рыдала в подушку, била ее кулаками, ненавидела себя, поселок, море. Хотела к маме. Не заметила, как уснула.
Проснулась, в комнате было темно. Спросонья не могла понять вечер сейчас или ночь. Полоска света под дверью показала, что ба не спит. Оправив одежду, пошла к ней. Она опять сидела у открытой двери с лопатой и держала ее как древко знамени, поставленное у ног.
— Сильнее, сильнее три, — сказала она кому-то. С той стороны двери послышались скребущие звуки и сопение. Я подошла к бабушке, та улыбнулась мне.
— Кирюш, мы скоро закончим.
Из-за двери показалось красное лицо Галчонка. В руке, которой она вытерла пот со лба, было мочало. Глаза испуганные. Мне даже стало ее жалко, но я быстро убила это чувство, напомнив себе, что бывшая подруга сама же дверь и испортила.
— Не останавливайся, — скомандовала бабуля и хлопнула черенком лопаты об пол.
