Кстати, путешествия во времени, вопреки домыслам некоторых фантастов, не порождают парадоксов, ибо в пространственно-временном континууме перемещается лишь сознание путешественника, его психическая модель. Она может внедриться в любое существо, и таким образом видеть, слышать, обонять, осязать, чувствовать боль… Временные парадоксы не возникают по той причине, что психическая модель лишена обратной связи. Путешественник все сознает и ощущает, но не может влиять на события. Более того, то существо, в которое вселилась психическая модель, понятия не имеет, что служит вместилищем чужого разума. В этом смысле каждый из нас — идеальный робот для людей будущего, которые научатся отправлять в путешествие во времени свои психические модели через 592 года. Например, Паладин Гриммов, наставник мифотворчества, до недавнего времени и вообразить не мог, что его разум путешественники во времени использовали восемь раз, а неукротимый оратор и магистр беллетристики Гак Чуков по сей день не знает, что в его сознании уже много лет безвыездно живет сикофант-любитель из ХХVII Сидор Ипатьевич Дыбин, иждивенец звезды Бетельгейзе…
Читатель вправе задать вопрос: если временные парадоксы исключены, то как можно верить истории с переносом из 5-вероятностного будущего универсального огнетушителя? Ответ прост: это был первый и последний эксперимент Игоряши по перемещению во времени материальных тел. Он удался лишь потому, что у биомодуля, отвечавшего за исполнение этого желания, временно разладился блок запретов. Впрочем, как мы знаем, парадокс, грозивший серьезным потрясением брандмайору Борису Бурденко, творцу Семилиранды, все же не возник.
— …Игоряша, а ты Зевса видел? — спросил Володя Набаков, демиург гомеостатического верлибра, задумчиво покачиваясь на силовом поле возле полупритушенной люстры.
— Конечно, видел, — отвечал Игоряша. — Я много раз беседовал с ним, когда вселялся в лебедя-соблазнителя. Разумеется, за преступление Прометея я не в ответе: по закону хроностазиса я не имел возможности вмешиваться. Что касается Зевса… Яша, конечно, был умный мужик, но жутко недальновидный…
Ах, как мы любили Игоряшины рассказы! Он их именовал почему-то Достижениями, хотя на самом деле ему ничего не надо было достигать: перенестись, например, в тело хана Золотой орды Менгу-Тимура, внука Батыя, и ощутить, с каким чувством он выдает ярлык, освобождающий русскую церковь от уплаты дани, было для Игоряши таким же пустяком, как для нас помочь трешкой соседу, забежавшему поутру с голодным блеском в глазах.
