Я не плакала, но в моей душе все переворачивалось. Вот она, жизнь. Природе все равно – кто ты, как жил, чего ты стоишь. Эволюция требует обновления. Пришла пора – освобождай поляну. А перед тем как освободить, помучайся сам и помучай других.
Вольф Мессинг покивал головой и сказал:
– Не жить вы еще успеете. Надо подлечиться.
– А это возможно? – спросила Полина и устремила на врача свои глаза, полные надежды. – Доктор, вы можете сделать из меня человека?
Я отметила: синева ее глаз не выцветала со временем и «железный дровосек» сохранялся в ней и не ржавел. Потребность справедливости и человеческое достоинство сохранялись в ней до конца.
И даже мертвая она была красива.
Нам дали место на Митинском кладбище. Это далеко, за чертой города. Как говорится, у черта на рогах.
Митинское кладбище – новое. Там хоронили чернобыльцев. Это был 1986 год. Несколько рядов ранних могил с короткими жизнями выстроились, как взвод. Было страшно смотреть.
Могила Полины стояла на треть заполненная водой. Весна. Грунтовые воды.
Яков Михайлович заглянул в могилу и сказал:
– Я ее туда не положу.
Майка держала урну с прахом. Урна была небольшая и, скорее всего, нетяжелая. Туда помещают не весь прах, а несколько ложек (ну, может, не ложек).
Опустить Полину в эту топь – невозможно. Душа не велит.
Я включила все свои связи, и мне удалось получить место в черте Москвы, на Ваганьковском кладбище. Полина, я думаю, была рада. Она так не любила окраины.
Участок нам достался красивый, возле кирпичной стены, крайний ряд.
Могила – не зажата другими могилами. Над оградой красивый развесистый клен. Рядом с нашей могилой – свежая могила тридцатисемилетнего красавца. На его памятнике из черного мрамора – даты рождения и смерти плюс фотография. Возраст и облик – полная информация.
Я посмотрела на фотографию и мысленно послала ему месседж: «Не скучай, я тоже тут прилягу, будем рядом…»
Мой сосед по вечности чуть-чуть улыбался, дескать, понял.
Наша могила на Ваганьково – своего рода усыпальница на восемь ячеек.
Я спросила у Стасика:
– А мне положено?
– Тебя посчитали, – сдержанно ответил он.
Ничего себе. Я доставала кладбище, и мне сделали одолжение: посчитали.
У Стасика было чувство собственного достоинства, ни на чем не основанное. Достоинство досталось ему от матери. Но Полина пахала всю жизнь, верила в светлые идеалы. А Стасик не пашет и не верит. Такой человек.
Может быть, он прав. Жизнь во всех случаях кончается смертью, так что летай или ползай – конец известен. Получается, что жизнь – это ложная цель.
