Мы живем в мире собственных заблуждений и субъективных мнений. Наше представление о вещах часто оказывается обманчивым и способно радикально измениться от столкновения с реальностью. Например, до тех пор, пока человек не попадает в больницу, он считает, что у подобных заведений есть уйма отличий друг от друга: одни лучше, престижнее, новее; другие поплоше, подешевле, погрязнее. Но стоит ему оказаться в больничной палате, и он уже не может по достоинству оценить ни стерильность помещения, ни качество кафеля в санузлах, ни профессионализм персонала.
Так случилось и с Парсом.
Разве ему, подключенному к капельницам и приборам, поддерживающим жизнь в умирающем теле, было какое-то дело до сатинового постельного белья, на котором он лежал? Или до сертификатов в красивых рамочках в кабинете главного врача? Или, может, его радовали роскошные пятилетние пальмы в деревянных кадках? Нет. В его положении могло обрадовать только одно — хотя бы крохотный шанс выжить. И врачи изо всех сил использовали эту мизерную возможность.
Много часов подряд, до самой ночи, они, напоминая шаманов, без устали колдовали блестящими стальными инструментами над смертельными ранами Парса: торопливо прикладывали к ним белые тампоны, в один миг становившиеся багряными; переливали кровь нужной редкой группы и зашивали. Но чуда не произошло. Наступил момент, когда Парс издал последний неровный вздох и затих.
Для врачей смерть пациента — печальное событие. Иногда это невыполненная задача, иногда — досадная неудача. Но все же не беда, которая обрушивается на семью умершего. Врачи встречаются со смертью так часто, что, кажется, когда настанет их час, она не сумеет ни опечалить их, ни удивить своим приходом. А что до обычных людей, то они никогда не будут готовы к встрече со смертью. Они будут отрицать ее до последней минуты; будут сопротивляться ее появлению, словно их нежелание способно что-то изменить. Даже сидя у операционной, откуда доносятся пронзительный писк аппаратуры и негромкие голоса хирургов, они надеются, что беда минует их дом. Даже после слов доктора «мне очень жаль» люди ждут сообщения, что операция прошла успешно.
Божкурт, несмотря на свою неотесанность и безграмотность, не стал исключением. Он был черств, порой жесток, но принять смерть сына, как и все, оказался не готов. Все время, пока шла операция, он, замерев, сидел у операционной, напряженно вслушиваясь в то, что происходило там, за плотно закрытой дверью. Даже у сдержанного Левента сердце щемило от тоски, когда он смотрел на сдавшего за несколько часов отца.
