Мы блаженствуем. Мы курим сигареты. Костер у нас до неба, и нам хорошо. Мы вспоминаем тех, до кого сейчас очень далеко, ребята перечитывают письма, нам тепло, и мы счастливы. У костра на гальке стоит бренди.
— Давай! — машет рукой Кривоносов.
Мы открываем бутылку, разливаем по кружкам, разливаем так, чтобы хватило и по второму разу, и пьем за тех, кто думает о нас, когда мы далеко. Второй тост — за благополучное окончание сезона. Потом я сажусь за ответ, ребята диктуют, мы пишем весело и нежно.
В мыслях многие уже дома. Жора что-то рисует на крышке от ящика, привешивает табличку над входом в палатку. Колобов читает вслух:
— Меняю отдельную двухместную палатку со всеми удобствами на однокомнатную квартиру в Анадыре.
Мы, холостяки, не согласны. Мы с Володей Колобовым вывешиваем другую табличку на палатке — «ВИГВАМ — ФИГ ВАМ! Вход по пригласительным билетам».
Нам хорошо, нам тепло. Мы долго не расходимся от костра.
А в чаще плачет ночная птица.
Маршрут тридцать первый, самый короткий и самый грустный
С утра на базе переполох.
Сережа Рожков во время утреннего сеанса связи получил «рд» о том, что к нам в партию должна прилететь его жена Эля.
Элеонора экономист геологической экспедиции, и в нашей партии у нее дела. Но, помимо этого, она с весновки не видела Сережу, то есть почти пять месяцев.
Мы хорошо понимаем состояние Сережи.
И, кроме всего прочего, — ведь в партию прилетает женщина! Не хватало нам еще этих забот и волнений! Но прилет вертолета — это вообще праздник, и еще мы рады Сережиному счастью.
Сережа бреется, уходит в тундру и собирает для Эли огромную миску голубики. Стекла его очков радостно блестят. (Когда он грустит, очки понуро висят на кончике носа).
Каюр Афанасьич — сегодня его дежурство по кухне — замешивает тесто и печет пончики, чего за все время в нашем меню не было ни разу.
Я чищу дегтем сапоги и художественно штопаю штаны, и навешиваю две совершенно новые заплаты. Потом достаю свежую рубаху, которую берег к концу поля.
Слава Кривоносов больше положенного сидит перед зеркалом, подравнивает бороду.
Рабочие из отряда промывальщиков подметают территорию.
Сережа Певзнер достает где-то из глубины вьючника невероятно мятые джинсы, но без единой заплаты и вышагивает по территории базы аристократом.
Потом мы все пишем письма, много писем, их увезет Эля — и улетит она в мир, с которым у нас почти нет связи.
На другой день соседняя партия подтверждает «рд» и прилет Эли. Но мы ждать ее не можем, дни хорошие, надо спешить. Кривоносов дает Рожкову еще два дня на ожидание, оставляет схему с подбазами и числами, когда мы на них должны быть. И мы уходим.
