Их головы и шеи плотно облегали шлемы из пятнистой шкуры и аккуратными закругленными ушами леопарда, но овал лица оставался ничем не прикрыт, и на каждом лице, когда его освещал свет, я видел уродливую усмешку; в полуоткрытом красном рту блестели большие белые зубы, а в глазах сверкал тусклый огонь настоящего безумия. Их визг и скулеж напоминал теперь вой сумасшедшего, а неразборчивый лепет казался мне безумной скороговоркой душевнобольного. Я вспомнил, что говорил мне Доктор о немых рабах, и догадался, что этих женщин тоже подвергли хирургической операции.
Облегающие меховые куртки укрывали их плечи, руки и грудь, доходя до нижних ребер; они заканчивались прямо над ягодицами мысиком, с которого свисал покрытый короткой шерстью хвост. На ногах у них были своего рода высокие мокасины из той же самой пятнистой шкуры. Но от одной детали в их костюме трудно было отвести взгляд — это странные перчатки, которыми заканчивались облегающие рукава. В них поблескивал металл, и как бы трудно мне ни было следить за руками этих тварей, бегавших и прыгавших по арене, я сумел разглядеть, что у каждой из них к рукам прикреплена пара странных приспособлений с крючками, которые я видел в комнате егеря. Представь себе четыре изогнутых стальных полоски, прикрепленных к какой-то гибкой основе, и еще одну полоску сбоку, а все вместе они сделаны по образу и подобию человеческой руки, но каждая полоска к тому же снабжена пустотелым стальным когтем леопарда, в который входит последний сустав каждого пальца, и все это крепко-накрепко привязывается ремешками к кисти, к тыльной стороне ладони и к каждому пальцу. Я понял, что сталь должна была быть упругой, потому что они вполне могли сжать кулак, а при беге часто ненадолго становились на четвереньки, касаясь земли костяшками пальцев, и когда одна из них пробегала неподалеку от меня, я ясно слышал легкое постукивание стальных когтей.
Как только «кошки» выбежали на арену, три лесника сошлись в центре; стоя там, двое из них, как цирковые артисты, заставляли всю группу бегать по кругу на расстоянии удара плетью, а третий сдерживал двух ланей, бившихся и рвавшихся из рук от ужаса. «Кошки» были не вполне выдрессированы, и оба егеря могли лишь ударами хлыстов удерживать их от того, чтобы они не сорвались со своих извилистых орбит по краю арены и не бросились в центр. И каждый раз, когда одна из них делала такую попытку, раздавался мастерский тяжелый удар плети, попадавший прямо на ничем не прикрытую поясницу или ягодицы, и при каждом щелканье кнута остальные «кошки» поднимали дикий визг, а та, которая на себе ощутила силу удара, высоко подпрыгивала, пританцовывала от боли и гнева, пронзительно крича, фыркая и в ярости показывая свои ослепительные стальные когти. Но перекрывая этот визг, оглушительно хохотал Ханс фон Хакелнберг.
