Когда все было сделано, горнисты остановились на несколько минут, а потом возобновили игру, но на этот раз это была быстрая, веселая мелодия — какая-то охотничья песня, которая казалась мне знакомой, скачущая галопом, возбуждающая музыка, перекрывшая пьяные крики гостей и заставившая их приплясывать в такт песне.
Неожиданно две широкие входные двери в конце Зала распахнулись и снова быстрым шагом вошли рабы, каждая четверка несла по огромному сверкающему металлическому блюду с куполообразной крышкой. Они разделились и подошли к столу с двух сторон, водрузив свою ношу на черную полированную поверхность стола таким образом, что вскоре перед каждым гостем оказалась чудовищных размеров посудина, способная вместить овцу или даже оленя. После этого рабы вспрыгнули на стол и устроились по одному перед каждым блюдом, взявшись за ручку крышки. А тем временем юноши обошли гостей, положив на стол радом с каждым из них охотничий нож.
Граф Ханс фон Хакелнберг медленно встал; его офицеры вскочили и отступили на шаг от стола, а гости, с большей или меньшей степенью уверенности, последовали примеру хозяина и встали, покачиваясь из стороны в сторону и поглядывая с любопытством то на Графа, то на стоявшие перед ними блюда. Горнисты протрубили одну звенящую ноту и смолкли.
— Господа! — закричал Граф голосом, подобным бычьему реву. — Приглашаю вас отведать той дичи, которую вы подстрелили!
Все рабы разом сняли крышки с блюд и подняли их высоко над головами, а затем гуськом стянулись к центру стола.
И тогда на блюде перед каждым гостем оказалась та «птица», которую он «убил» под конец утренней «тяги», но уже без перьев, ощипанная, но по-прежнему в маске с клювом, связанная, как для жаренья, с прижатыми к подбородку коленями и кистями, притянутыми к лодыжкам. Офицеры проворно отодвинули от стола стулья и одним-двумя жестами показали, в каких местах можно было разрезать ножом путы на руках и ногах «птицы», а потом незаметно кивнули в сторону удобных альковов, расположенных за спинами гостей.
Казалось, что гости были слишком удивлены полученными предложениями, чтобы понять их смысл. Но гауляйтер, стоявший справа от Графа и лицезревший лежавшее перед ним на блюде прекрасное загорелое существо в ярко раскрашенной маске дикого индюка, сверкавшей красками на бледном фоне пышных золотистых волос, разразился громким хохотом и, склонившись над «птицей», ущипнул ее за округлое бедро. Кое-кто из гостей приветствовал предложение радостными похотливыми криками и размахивал ножом, но прежде чем хоть один из них успел разрезать веревки на своей курочке, Ханс фон Хакелнберг постучал по столу своим кортиком.
