И до манёвров, и после, Рубанов старательно избегал встреч с Ольгой.
— Аким, ты чего не посещаешь одну, известную тебе дачу? — интересовался Зерендорф. — Дамы приглашают тебя…
— Служба! — весомо и коротко отвечал он, вальяжно развалясь в кресле с книгой в руках.
Да и на самом деле начал уделять службе больше времени, нежели остальные субалтерны.
Полковник Ряснянский в корне переменил мнение о молодом подпоручике, и ставил его в пример другим офицерам, даже Гороховодатсковскому, от которого по утрам частенько попахивало чем угодно, но только не чаем.
Офицерская молодёжь стала подозрительно коситься на Рубанова, особенно Зерендорф.
— Вот когда юнкером был, так себя вести следовало, — бурчал он. — Подводишь всё Павловское училище и бросаешь трезвую тень на меня, твоего старшего портупей–юнкера.
— Дубасову привет, — отвечал в таких случаях Аким.
Закончился летний Красносельский лагерь, наступила осень, и Натали вдруг перестала отвечать на письма. Но съездить в Москву Аким не имел возможности.
Служба!
В октябре отец пригласил его в цирк Чинезелли.
— Сегодня молодые юнкера приняли присягу, и согласно давней традиции Школы, что закончил и я, в цирке ежегодно, перед началом представления происходит неофициальная церемония чествования кавалерийских юнкеров. И их «земного бога». Маму я тоже уговорил посетить цирк и забронировал для всех нас ложу.
— Маман согласилась посетить не театр, а цирк? — ошарашено воскликнул Аким. — Ну что ж, тогда и я с вами…
Вечером подъезд цирка сверкал огнями, не уступая Зимнему дворцу.
И подъезжающих экипажей было не меньше.
Аким подкатил на извозчике, и, проталкиваясь сквозь офицерскую массу кавалеристов, ловил на себе ироничные улыбки — чего это пехтура здесь делает.
Отыскав ложу, расцеловался с матушкой, хотя виделся с ней утром, ибо ночевал дома, и солидно пожал руку отцу, бесконечно раскланивающемуся с заполняющими соседние ложи генералами.
В цирке витал запах духов от пришедших с офицерами дам, но его перебивал приятный для военного человека лёгкий запах юфти.
Аким глянул в партер.
Первые два ряда занимали субалтерн–офицеры с дамами, старшие офицеры разместились в ложах, а третий ряд цвёл красными бескозырками юнкеров.
— Время! — глянул на часы Рубанов–старший, и в эту минуту раздалась певучая, а не резкая, как в пехоте, команда:
— Юнкера-а! Встать… Смирно-о…
Разговоры стихли.
Третий юнкерский ряд дружно поднялся и замер. Следом поднялись два первых ряда, старшие офицеры и генералы в ложах.
