Раздетый, он один лежал на диване, и лишь весёлое солнце наблюдало за его пробуждением, игриво прикасаясь лучом то к щеке, то к плечу, то к груди.
Громко чихнув и чертыхнувшись, он поднялся с дивана и принялся одеваться, услышав:
— Будь здоров, милый.., — и через секунду, — доброе утро!
— Спасибо, — озабоченно буркнул, надевая рубаху. — Кто–то все пуговицы поотрывал, — ворчал, стараясь не смотреть на вошедшую в комнату Ольгу.
— Вам очень идут кальсоны, мой друг, — невесело улыбнулась она, почувствовав его отстранённость и даже холод.
Ничего не ответив, он продолжал одеваться.
«Волшебство ночи прошло, а с ней поцелуи и любовь, — грустно подумала она. — Да ты, сударыня, становишься поэтессой», — стараясь скрыть охватившую её печаль, постаралась весело произнести:
— Чайник вскипел.
— Спасибо. Нет времени, — застегнул пуговицы на белом кителе и стал искать фуражку.
— Утренняя поверка дороже поцелуя? — крикнула ему вслед и расплакалась, упав на диван.
Прижимаясь щекой к подушке, которой недавно касалась его голова, она обессилено шептала:
— Хам, хам, х–а–м.., — но в словах не слышалось злости, а была нежность и любовь.
«И зачем мне эта любовь? — развалясь в продавленном кресле и уронив на колени недельной давности газету, размышлял Аким. — Пиитическая обстановка виновата: облака, берёзовые кущи, зелёная травка, речка, солнышко.., тьфу… Строй, уставы, стрельба по мишеням.., вот что закаляем мужчину и делает из него сурового солдата.., а не качели с дамами и граммофонный вальс «Разбитое сердце». «Трансвааль» следует слушать, и пестовать в сердце ненависть к врагам, а не любовь к дамам, — отбросив газету, бодро выскочил из кресла и подошёл к раскрытому окну. — Денщик молодец! Поддерживает морально, — прислушался к мощному храпу за перегородкой. — Заглушает пение соловьёв, а портянками — прелестные запахи природы, чем на корню уничтожает лирику, делая человека мужественным, злым и голодным, потому как даже чай ему некогда вскипятить… Козлов, он и есть Козлов. Микита — так он имя своё произносит. Пойти, разве что, Глеба навестить… Вроде не жарко, — высунул в окно руку. — О-ой. Совсем плохим из–за женщин стал. Так ведь дождь определяют, — попробовал рассмешить себя.
Не вышло.
— Козлов! — по–юнкерски рявкнул он.
За перегородкой послышалось почмокивание, кряхтенье, зевки, бормотанье: «Прости–осподи», шлепки босых ног и, наконец, произошло явление денщика народу.
— Микита… В строй захотел? — сидя на подоконнике поинтересовался Аким.
