Тысяча и одна ночь. Том XIII | страница 59



«Довольно упрёков, хватит боли с меня моей:
Просите за кадия, людьми управлявшего!
Кто раньше меня корил за страсть, пусть простит меня
И пусть не бранит, – убитым страстью упрёка нет.
Был кадием я, и рок мне счастье приносил
На всех должностях, и подпись ставил каламом я.
Но вот я сражён стрелой – и нет для неё врача –
Из глаз дивной девушки, пришедшей, чтобы кровь пролить.
Ей равной средь мусульманок нет, что приходят к нам
С обидой, в устах её сверкает жемчужин ряд.
Взглянул я в лицо прекрасной, и показала мне
Она круг луны, взошедшей средь темноты ночной,
И лик светлый свой, и уст улыбку чудесную
Покрыла краса её от ног до темени.
Аллахом клянусь, мой глаз не видел подобной ей
Средь всех, что арабом создан и неарабом был.
Прекрасное обещала мне эта девушка
И молвила: «Обещав, исполню, о кади, я!»
Вот сан мой, и вот чем был испытан, узнайте, я.
Не спрашивайте ж, в чем горе, люди разумные!»

А произнося эти стихи, кади заплакал сильным плачем, и потом он издал единый вопль, и дух его расстался с телом. И когда пришедшие увидели это, они вымыли его, завернули в саван, помолились над ним и похоронили его, и написали на его могиле такие стихи:

Собрались свойства влюблённых всех в душе того,
Кто в могилу слёг, умерщвлённый злобой любимого.
Был прежде он судьёю среди тварей всех,
Перо его тюрьмою было мечу в ножнах.
И свершила суд свой над ним любовь – мы не видели,
Чтоб владыка прежде унизился пред рабом своим.
И потом они сказали: «Да помилует его Аллах!»

И они ушли ко второму кади вместе с врачом, но не нашли у него повреждения или боли, для которой был бы нужен врач. И они спросили, что с ним и чем занят его ум, и кади осведомил их о своём деле, и они стали бранить и порицать его за такое состояние, и он ответил им, произнеся нараспев такие стихи:

«Беда моя в ней: хулить меня не надо –
Из рук стрелка я поражён стрелою.
Ко мне невольница Хубуб явилась,
Что дни судьбы считает год за годом,
И с нею девочка, черты которой
Прекраснее луны во мраке ночи.
Красу свою нам, жалуясь, явила
Она, и слезы глаз лились струёю.
Слова её услышал и взглянул я
И заболел от уст её улыбки.
Ушла с душой моей она – куда же?
А я остался, как любви заложник.
Вот моя повесть – сжальтесь надо мною
И моего слугу судьёй назначьте».

И потом он издал вопль, и душа его рассталась с телом, и его обрядили и похоронили и сказали: «Да помилует его Аллах!» – и отправились к третьему кади и увидели, что он болен и с ним случилось то же, что случилось со вторым. И с четвёртым было то же самое, и они увидели, что все судьи больны от любви к Зейн-аль-Мавасиф, и свидетелей они тоже нашли больными от любви к ней, ибо всякий, кто её видел, умирал от любви, а если не умирал, то жил, борясь с волненьями страсти…»