Это было правильное решение: за деревьями среди ненастного дня забрезжил солнечный свет. Подойдя ближе, Квентин увидел женщину с миндалевидными глазами лет сорока с лишним — вернее, ее голову и плечи, заключенные в светлый овал, как камея из медальона. Он не знал ее, но было ясно, что она маг.
— Привет, я Квентин.
— Я знаю. Хотите войти?
— Да, спасибо.
Сделав незримый жест, она стала видна в полный рост. За ней, среди угрюмого осеннего леса, светилась солнечная арка с зеленой травой. Женщина посторонилась и пропустила Квентина.
— Спасибо, — повторил он. От летнего воздуха на глаза навернулись слезы. Он отвернулся и сморгнул, но женщина их заметила.
— Это всегда так действует, правда?
— Да. Каждый раз.
Квентин обошел стороной Лабиринт, переделанный уже раз десять после его прошлого посещения. В Брекбиллсе стоял август, и студентов не было видно, хотя абитуриенты, возможно, еще сдавали вступительные экзамены. Послеобеденное солнце лежало на истертых коврах в общих комнатах; дом отдыхал, приходя в себя после тяжких испытаний учебного года.
Квентин не знал, чего ждать от Фогга — в последний раз они расстались не так чтобы очень тепло, — но намеревался настоять на своем. Декан, столь же ухоженный и с той же козлиной бородкой, сидел у себя в кабинете, проверяя работы вновь поступающих.
— Так-так! — При виде Квентина он притворился, что удивлен. — Входи. Не ожидал увидеть тебя так скоро.
Квентин осторожно опустился на стул.
— Я и сам не ожидал, но бывать здесь всегда приятно.
— А мне приятно слышать нечто подобное. В прошлый раз ты, насколько помню, привел с собой деревенскую ведьму — удалось ей тогда попасть в нужное место?
Ей удалось, хотя и с большим трудом. Квентин, не желая об этом распространяться, спросил, как в этом сезоне сыграли в вельтерс. Фогг ему подробно рассказал и про игру, и про серебряную птичку, обитавшую раньше в его кабинете: некий докторант снова облек ее в плоть и перья.
Потом взял сигару и Квентину предложил. Они закурили.
Пока что все шло лучше, чем предполагал Квентин. Он, видимо, заблуждался, считая Фогга мелочным злобным тираном. Старик, возможно, изменился с годами, а возможно, и прежде был не так плох. Возможно, Квентин чересчур придирчиво к нему относился. На вопрос, чем декан может ему помочь, изгнанник ответил честно — и получил помощь. В колледже как раз открылась вакансия: новичка-адъюнкта пришлось уволить за то, что почти весь свой труд о Фрэнсисе Бэконе он списал у профессора. Квентин мог взять его часы себе — этим он, собственно, оказал бы декану услугу. Если тут и таилось злорадство, если Фогг и радовался тому, что прежний заносчивый юнец, искатель приключений, бунтарь смиренно приполз к нему за подачкой, виду он не показывал.
