У Джейка была по-настоящему сомнительная репутация. Но его это ничуть не заботило. За пять минут до начала матча он важно приблизился к скамье, где сидели игроки Хиллона, и приказал им выйти на площадку, затем с надменным видом прошествовал к скамье гостей и посовещался с Джипом Ларсоном. Пока бейсболисты Фридома размахивали битами, они с Ларсоном слегка поспорили. Затем Ларсон пошел к первой базе, а О’Нил занял свое место в «доме».
— Ведущие отбивающие в сегодняшнем матче! — проревел он. — За Фридом играют Луга и Стек. За Хиллон — Трой и Койш.
С внезапной мощью затрубил оркестр, но его быстро заглушил шум на трибунах. Из сверкающего автомобиля, остановившегося рядом с машинами хиллонцев, вылез Пьянчуга и, пошатываясь, направился в центр площадки, к месту подающего. Вдрызг пьяный, он шел, воздев обе руки, словно спортивный комментатор на соревнованиях, пытающийся добиться тишины.
— Есть что сказать, — бормотал он — Есть что сказать.
— Речь! Речь! — закричали болельщики. — Хотим речь!
Нахмурившись, судья О'Нил круто повернулся, намереваясь изгнать незваного гостя с поля, но не успел: тренер Барнум ухватил его за руку.
— Оставь его, Джейк, — сказал Барнум. — Публике же все это по вкусу. Может, чему-нибудь и научатся.
Когда крики стихли. Пьянчуга уронил руки и сказал:
— Леди и джентльмены. Это памятное событие. Оно заслуживает речи, патриотической речи…
— Мы ее и ждем — не выдержал Фуи Фейн.
Пьянчуга шумно откашлялся. С минуту он жеманно и нелепо возился с огромным красным платком. Потом вынул из внутреннего кармана лист бумаги и прочел нараспев:
— Много лет назад возник на этом континенте необычный народ, родившийся из мечты одного человека, возжелавшего творческой Свободы, народ, созданный ухищрениями другого человека, который поверил в завезенный из дальних краев Материализм; народ, прошедший гражданскую войну и окрепший благодаря еще одному человеку, который тешил его тщеславие странным понятием Равенства.
С тех пор мы, потомки этого народа, немало потратили сил и времени на то, чтобы удостовериться, что конкретный индивид, или город, или же народ, так родившийся, так созданный и так укрепившийся, — что он может долго и успешно развиваться. Нас научили принимать Свободу как нечто само собой разумеющееся, вроде воздуха, которым мы дышим. Нас научили небрежно похваляться Равенством. И наконец, нас научили называть Материализм крепким словом «борьба». И вот сегодня собрались мы ради того, чтобы лицезреть этот символ чистой борьбы. И сейчас вполне правильно и уместно почтить то, ради чего мы здесь собрались.
