А чуть позже Пэтси, очень возбужденный и очень счастливый, под гром оркестра повел лошадь в конюшню. Здесь Брэкет и нашел его вскоре, бурно выразив ему свое восхищение:
— Какой же ты чертенок! Ты скакал так, точно вы с лошадью одно целое! Мы победили! Мы победили! — И он стал совать мальчику банкноты.
Сначала у Пэтси округлились глаза, а затем он схватил деньги и быстро переоделся.
— Торопишься кутить? — спросил Брэкет.
— Тороплюсь за доктором. Мать у меня больна.
— Только не исчезай совсем. Ты мне и в другой раз понадобишься.
— О, я к вам еще загляну. До скорого!
Час спустя он привел к матери очень известного доктора, самого лучшего, какого только смог порекомендовать ему хозяин аптеки. Доктор оставил больной лекарства и сделал назначения. Но перелом в состоянии Элизы наступил еще до всякого лечения. Выслушав рассказ сына, она почувствовала, что начинает выздоравливать. Клички лошади Пэтси ей не сообщил.
Джеймс Донливи
Люди и гребля в Путни
Лгать ужасно утомительно. А если сказать по правде, то от этих состязаний по гребле мне не жарко и не холодно. Они для меня — нечто происходящее по ту сторону реки.
Уходит зима, начинается весна и — состязания по гребле. В этот день каждый дюйм побережья Темзы стонет от многолюдства и оглашается самыми что ни на есть демократическими звуками — их производят барабаны, трещотки, голосовые связки… Оксфорд плюс Кембридж — хороший сандвич, но все почему-то охвачены страстью либо к одному, либо к другому. Нестройными криками толпа приветствует лодки, которые срываются с места и вскоре исчезают за излучиной реки.
Да, в такие мартовские деньки есть на что посмотреть! Все эти одержимые садятся на автобусы — на двадцать второй или на тот, что идет из Бентли, — либо просто на мотоциклы. Они едут через Патнийский мост и дальше по набережной, мимо вехи, от которой стартуют Университетские Состязания по Гребле (это гранитный обелиск, и на нем выбиты буквы УСГ). Потом их путь лежит мимо чудовищного на вид отеля, где веселье так причудливо смешивается с нечистоплотностью. (Говорят, что в отелях на берегах английских рек творятся самые недопустимые шалости, но я убежден, что это низкая клевета.) По реке плывут лебеди. И тонны мерзких отбросов. Особенно любопытное зрелище можно увидеть в те дни, когда река выходит из берегов: лебеди весело плывут по улицам рядом с байдарками, которыми гордо управляют мальчишки.
Я вижу перед собой толпу людей. Они стоят молча, их ничто не заботит, они ни к чему не стремятся. Тупо моргают глазами. Некоторые одеты по-спортивному, а на мне — моя неизменная меховая куртка. Есть здесь и несколько пасторов в черном (весьма эксцентричного вида). Считанные выскочки теребят свои усы и выставляют напоказ яркие куртки, все же остальные обращают друг на друга удручающе мало внимания. Я-то, конечно, выгляжу иностранцем в любой обстановке, но время от времени демонстрирую довольно изысканный британский акцент, а когда обхожусь без него, то выговор мой становится еще более изысканным. А что еще можно требовать от человека, который пришел взглянуть на гребцов? Я опираюсь о крыло автомобиля (это щегольского вида «роллс-ройс»). Нас здесь не так много, но зато какая компания! И хотя мы молчим, кто усомнится в безупречности нашего произношения?
