Письма из заключения (1970–1972) | страница 57
Не знаю, чего уж там порассказала Галя. Все хорошо, кроме, пожалуй, морозиков. Они было отпустили на время, а вот сегодня стукнуло градусов 35. Говорят, может быть и больше. Масштабы для меня все-таки несколько грандиозные.
Я еще раз, Гера, желаю тебе года подобрей, потеплей и с удачами. С этим я обнимаю тебя и прощаюсь с тобой.
Илья.
Галине Гладковой
22.12.70
‹…› Вот и мы с тобой в семидесятых[80], Гладкова! Хотелось бы мне, как бывало, провести этот праздник в компании с почтальоном[81] – уж тут бы я непременно попридержал бы занудные струны своей души. Сколько это мы с тобой повстречали Новых годов – общежитских и позже? Наверно, десять, не меньше? ‹…›
Я с большим удовольствием почитал перевод Володи[82]. Хотя и фантастика – жанр для меня чужеватый, и Воннегут даже романом не пленил меня, – все равно я испытал радостное чувство. Прежде всего, сам факт появления Володиного имени в октябре этого года. Во-вторых, очень меня впечатлила стилистическая чистота и словесная точность – думаю, что это целиком переводческая заслуга. Ну, и сама мысль Воннегута традиционным как раз гуманизмом близка мне. Передай все это Володе с самыми моими теплыми словами и пожеланиями.
Я только что написал Гере об этом, но из-за скудости информации приходится повторяться. Я обратил внимание с отчете о заседании Правления ССП на тему гражданственности поэзии, что почти все выступающие, начиная с С. Михалкова (!), говорили о Блоке как об основоположнике, знаменосце, вечном примере. В наступающем году юбилей Б. Пастернака. Кто знает, кто знает? С одной стороны, каждое снятое табу радует, с другой – определенные лица как-то уж очень умело профанируют все, до чего они касаются; а главное, что без жертв они все равно не обойдутся: найдут кого-нибудь живого, попьют его кровушки, а лет через 20–40 после его смерти найдут для него благоговейные и умиленные слова.
Прощаюсь с тобой, Галка. Надеюсь, что для следующего письма ко мне ты найдешь силы «вложить его в конверт», «послюнявить аккуратно и заклеить» и пр. и пр.
Пиши мне почаще, и бог с тобой!
Всего тебе и семейству твоему доброго. Крепко и нежно тебя целую.
Илья.
Виктору Тимачеву[83]
22.12.70
Чего ж это ты, геологический бродяга?! В кои веки сподобился написать мне пару слов (бодягу – как ты считаешь, по-моему, нет), и из этой пары слов по крайней мере 1,9 – ругань! И водку я пью не так, и говорю не то.
Насчет водки – не очень-то разопьешься, как я слыхал. Овес-то нынче дорог! А что я мало пил в последние месяцы моей жизни – это ты врешь: не мало, а умеренно. Это, наверно, у меня такое предчувствие было, что скоро и довольно долго пить не придется, ну, я и забоялся резкой перемены климата ‹…›