Несколько позже я предложил назвать этот рык “Явью”.
– Согласен! – сказал Константин Степанович…»
Потом в разговоре с Есениным Мариенгоф высказал свое пожелание опубликовать в сборнике в первую очередь стихи тех авторов, которые пишут образно, с большим количеством “имажей”, как выразился он. Расспрашивал о поэтах – «образниках», высказал пожелание познакомиться с ними лично. Спрашивал совета, не организовать ли им свою литературную группу, в которую могли бы объединиться такие поэты.
Есенин прекрасно понимал, что такие идеи не могли сами по себе прийти в голову этого юного барчука. Даже при всей его амбициозности. Ведь «это юное дарование» еще не опубликовало ни одного стихотворения в московской прессе, а уже сразу ведет разговор о выпуске сборника стихов, создания своей поэтической группы. Безусловно, все это исходит от его больших покровителей во властных кабинетах. Но здесь желания Есенина и Мариенгофа во многом совпали.
Есенина-полусироту воспитала улица. В деревне с утра до ночи он находился в кругу сельских мальчишек, затевая всевозможные игры, выполняя ту или иную работу или присматривая за сестренкой Катей. Затем учеба вдали от дома, в Спас-Клепиковской учительской школе. И везде он был окружен друзьями. По своему характеру он не являлся домоседом. К тому же сейчас у Сергея не было никакого угла, где он мог бы уединиться.
Потому у Есенина вполне естественным было желание объединиться с друзьями в какую-нибудь группу, выживать в которой легче. И печататься, и создавать себе имя, организовывая вечера-встречи с читателями. Немного ранее он пытался объединить вокруг себя группу крестьянских поэтов в составе Сергея Клычкова, Петра Орешина, Алексея Ганина и др. Однако в революционном Пролеткульте эту инициативу решительно отвергли.
Низко кланяться властям Есенин никогда не собирался. Даже в 1916 году, когда ему, военному санитару, перед встречей с императрицей полковник Ломан предлагал написать подборку верноподданнических стихотворений. Но и становиться в позу при теперешнем положении в России тоже не хотелось. К тому же это было просто опасно.
В царские времена рисковать он ничем не мог, кроме своей репутации. Сейчас же вполне мог лишиться головы.
И опять вспоминается абсолютно беспринципный и переменчивый, как флюгер, Демьян Бедный. В свое время тот писал:
Звучит моя лира,
Я песни слагаю
Апостолу мира
Царю Николаю!
А теперь, пораженный болезнью кровавой эпохи, лакейничает у новоявленных вождей. Своими агитками разжигает классовую вражду, насмехается над историей России, ее народом, православием. Поселился в Кремле и, наверное, считает, что совесть его чиста.
