На следующее утро Симингтон-Коул должен был начать позировать Тому. Все оказалось не так страшно, как он предполагал: хирург-офтальмолог не стал ставить ему никаких условий. Все было оставлено на усмотрение Драммонда. Ему стало известно, что этот портрет должен был занять место в медицинской школе госпиталя Святого Эдмунда и будет оплачен из фондов научного общества, пожелавшего отметить выдающийся вклад Коула в хирургию глаза. Рисунок Тома попался на глаза инициативной группы, назначенной для поиска подходящего художника. Они были от него в восхищении, а, кроме того, желание сэкономить средства, приглашая начинающего художника, развеяло у них последние сомнения.
Несмотря на то что композиция портрета была целиком оставлена на усмотрение Тома, он все равно не был удовлетворен. В хорошо обставленной квартире хирурга, расположенной над его приемной, не оказалось ни одной комнаты с подходящим освещением, и Драммонд потребовал, чтобы в дальнейшем Коул позировал ему в студии. В тот момент он не задумывался о довольно плачевном состоянии самого дома, но, к его удивлению, хирург согласился.
— Естественно, — сказал он. — Для меня это не секрет. Необходим верхний свет, не так ли?
— Боюсь, что моя студия не очень этому соответствует, но свет также зависит от соотношения размеров окна и комнаты.
— Мне эти окна казались довольно большими, — заметил Коул, улыбаясь, — на одни только шторы уходит уйма материала.
— Трудно объяснить, — сказал Том, оставив надежду обосновать собеседнику свое требование, — но я просто не смогу работать при таком освещении.
— Хорошо, я согласен. Может быть, прекратим сеанс?
— О нет. Мне хотелось бы набросать основную идею композиции, — печально улыбнулся художник. — У меня в студии нет такой обстановки.
Симингтон-Коул окинул его проницательным взглядом, но ничего не ответил, и дальнейшее позирование продолжалось в полной тишине.
Два дня спустя хирург-офтальмолог появился на Морнингтон Крессент. Он спокойно воспринял окружавшую обстановку, не вступал в пререкания, хорошо держал позу, не рассматривал и не критиковал первый, грубый набросок своего портрета, а просто записал себе в дневник дату следующего сеанса. Затем уехал, сопровождаемый взглядом хозяйки дома, которая все это время созерцала из окна непривычный вид стоявшего у входа роскошного «роллс-ройса».
