Вампилов | страница 10
«Мой первый школьный учитель P. С. Мэрдыгеев, впоследствии замечательный живописец, народный художник Бурятии, в молодости работал с В. Н. Вампиловым в Аларской школе. Он рассказывал, что Валентин Никитич в те годы хорошо пел и танцевал. “Я увлекался рисованием, а Валентин — литературой, — говорил Роман Сидорович. — Я любил слушать его, он был так начитан, что мог рассказывать уйму интересного. Его привлекала культура разных народов — русского, западноевропейских. Хорошо знал обычаи своего народа, его песни, легенды, особенно любил эпос ‘Гэсэр’. Иногда, подтверждая какую-нибудь мысль, начинал великолепно декламировать строки этого сказания…”
Из своей школьной жизни я хорошо помню одно событие. В феврале 1937 года в Кутулике, как и по всей стране, отмечалось 100-летие со дня гибели А. С. Пушкина. По этому случаю нас отпустили с уроков пораньше. Вечером в Доме культуры состоялось торжественное собрание. С докладом о жизни и творчестве великого поэта выступил Валентин Никитич Вампилов. Тогда он преподавал литературу в старших классах и исполнял обязанности директора Кутуликской школы. Говорил он горячо, читал много пушкинских строк, причем, не заглядывая в листки, которые лежали перед ним. Свой доклад он закончил словами: “Надо читать Пушкина, надо учиться у Пушкина!” Люди в зале долго аплодировали ему. Потом выступал хор, учащиеся читали стихи и отрывки из поэм А. С. Пушкина. На другой день на той же сцене педагоги и ребята-старшеклассники показали спектакль по трагедии Пушкина “Борис Годунов”. Его поставил Валентин Никитич. Он подбирал актеров, репетировал с ними, руководил подготовкой декораций, ездил в Иркутск за костюмами.
Из моей юной поры вспоминается история, которая свела меня с Валентином Никитичем поближе. Наверное, в ранние годы своей жизни многие пишут стихи. Грешным делом пытался сочинять стихи и я, причем на русском языке, еще не владея им как следует. Я вырос в глубинке, в бурятском селе, где люди говорили только на родном языке, окончил бурятскую начальную школу. Можно сразу понять, что за опус мог выйти из-под пера такого юнца.
Тем не менее, нуждаясь в читателе, а еще больше (по своему тогдашнему разумению) — в наставнике, который научил бы меня “делать стихи”, я после мучительных колебаний отважился обратиться к Валентину Никитичу. Смелости мне придали восторженные отзывы сестры Гали о своем учителе.
Валентин Никитич, как показалось, даже обрадовался моему приходу. Я подал ему свои вирши. Он стал внимательно читать, и я заметил, как на его лице постепенно угасала улыбка. Но он спокойно, будто со взрослым человеком, начал со мною разговор. Рассказал, вернее, растолковал, что из себя представляет стихотворение, как литературный жанр, и что получилось у меня… Я вспотел, будто нес на плечах непосильный груз. В конце беседы Валентин Никитич сказал: “Может быть, ты будешь поэтом, но сейчас у тебя стихов нет…” Сказал это мягко, дружелюбно, стараясь не обидеть меня, и тут же добавил: “Но ты не отчаивайся. Писать — это вообще-то очень хорошо, это развивает человека, учит его думать… Надо будет — приходи… Потолкуем…”