.
И не беда, что Джун, заявив, что едет на похороны отца, исчезает из его жизни на две недели. Не беда, что признается, что на дансинге уже давно не работает и что ее — «представь только!» — взяли в театр и даже дали второстепенную роль. Второстепенную — это ей-то, первоклассной актрисе; какая несправедливость! Не беда, что у нее вдруг завелись деньги: пусть Генри не беспокоится, эти деньги ей дают немощные старики, и только за то, чтобы иметь возможность любоваться ею, «побыть в ее обществе»; Миллер, правда, обнаруживает «в ее обществе» отнюдь не только немощных стариков, но и это обстоятельство его не смущает. Не беда, что в один прекрасный день она уезжает с очередным ухажером в Массачусетс, ведь оттуда она пишет ему нежные письма: «Люблю одного тебя, хочу быть твоей женой».
Он тоже хочет быть ее мужем, хотя друзья единодушно отговаривают его от этого опрометчивого шага, они-то видят, с кем Генри имеет дело. Но любовь слепа, да и поступки Миллер всю жизнь совершает по большей части опрометчивые, и этот — далеко не последний. На Джун он женился бы завтра — вот только как быть с Беатрис? Тем более с Барбарой? Делает «ход конем»: признается Беатрис, что любит другую, о чем, впрочем, жене давно известно. Поначалу она приходит от столь неожиданного и чистосердечного признания в бешенство, отпускает, когда видит, как он перед встречей с возлюбленной красуется перед зеркалом, колкие замечания вроде: «Ну что, опять собираешься на свидание со своей шлюшкой?» Но, по здравом размышлении, меняет тактику, решив, по-видимому, что лучше жить вовсе без мужа, чем с таким, как Миллер. Объявляет Генри, что уезжает, причем далеко и надолго, через пару дней неожиданно возвращается и, прихватив с улицы двух свидетелей, врывается в квартиру в предрассветный час — самый неподходящий (для Джун и Генри) и самый подходящий для бракоразводного процесса. Нехитрый план удается: свидетели подтверждают наличие промискуитета, неверный муж захвачен врасплох и вместе со «своей шлюшкой» выброшен из дома. Бракоразводный процесс длится несколько минут: отныне Генри свободен, вот только свобода обходится недешево: суд вменяет в обязанность нарушившему брачные узы еженедельно платить за дочь алименты в размере 25 долларов — сумма для Миллера неподъемная.
Зато теперь можно и под венец, и 1 июня 1924 года жених с невестой, предварительно договорившись с друзьями, что они приедут и будут свидетелями, отправляются для заключения матримониального союза в городок Хобокен, находящийся на противоположном от Нью-Йорка берегу Гудзона, в штате Нью-Джерси. Джун, как и полагается прирожденной актрисе, по дороге закатывает истерику, талантливо разыгрывает целый клубок эмоций: мучительные сомнения, разочарование, ревность, обиду: «Зачем я тебе нужна?! Нет, ты не хочешь на мне жениться! Это я тебя заставила!» От избытка чувств несколько раз порывается выбежать из вагона. Вдобавок свидетели, сочтя, вероятно, что Джун и Генри их разыгрывают, не являются, и приходится дать мзду первым встречным, дабы они скрепили своей подписью нерушимые узы брака. Брака номер два.
