Она деловито посмотрела на часы: наверное, решала, когда закончат ужин, куда пойдут, когда займутся любовью.
— Пора. Утром у меня дела. Встали?
Официант безошибочно подошел к Драге. Она небрежно достала из кармана несколько банкнотов и уронила их на стол. Они были измяты, как старая рубашка. Евдоким с восхищением смотрел на женщину: у него дома деньги были в большом почете. Никто их не мял — такое и во сне не могло присниться.
Было душно, надоедливо стрекотали кузнечики. На западе с грохотом собирались тучи, сверкали красные молнии. Грома отсюда не было слышно.
В маленьком «фиате» Драги, купленном в кредит, собралась вся компания. Дима уселся рядом с Драгой. Евдоким без удовольствия скользнул к Фани. Владелица машины, зажав в зубах сигарету, ехала так быстро, что «фиат» заносило на каждом повороте. Дима подбадривал ее, Фани пищала от удовольствия. Евдоким молчал, но желудок у него сжался в комок. Черная курчавая голова Димы, неясное и мучительное чувство, что ты лишний, обещание работать у живодера Юрукова, отвратительная кислота от водки, ощущение, что черти тебя уносят в черно-оранжевую бездну облаков, рука Фани (она обнимала его, как испуганный ребенок) — все смешалось в одно унизительное ощущение. Он чувствовал себя человеком без образования, без денег и без достоинства.
Короче, слабаком.
9
— Когда вы его видели в последний раз? — спросил следователь.
— В диско-клубе. Там был концерт — группа «Арка». Он вышел и не вернулся.
— Вы помните время?
— Помню. Христов сидел рядом со мной. Ушел без двадцати девять. В зале были электронные часы, и я на них посмотрела.
— И не вернулся?
— Нет. Я была подавлена.
— Почему?
— Сказал, что вернется минут через десять.
— До этого он выполнял свои обещания?
Фани заерзала на стуле, опустила голову.
— Это зависело… — пробормотала она. — В делах он был очень точен, даже педантичен.
— А в личной жизни?
Она горько усмехнулась.
— Иногда был точен, иногда и нет.
— Почему?
— Не знаю. А на концерт не вернулся — был просто раздосадован. Сказал: «Со мной такие номера…»
— Что-нибудь еще?
— Ничего. Все пели, а он молчал. Хотя вообще-то он любил песни. Мне показалось, он искал кого-то.
— Почему вы так решили?
— Он оглядывался, а потом исчез. Из общежития я ему звонила. Два раза.
— В котором часу?
— Около одиннадцати, потом в одиннадцать тридцать. Никто не ответил. Два раза звонила.
В тот же вечер, уже после полуночи, Фани заполнила несколько страничек в своем дневнике (который открывала, когда взбредет в голову). Она изливала обиды и разочарования женщины, мимо которой прошли, не заметив ее, и вот торчит на самом мрачном углу улицы, не надеясь больше ни на что, одинокая, безликая, малодушная, не имеющая ничего общего с нею — настоящей. Невозможно, чтобы она, именно она, потерпела фиаско!..
