Рокировки | страница 12



Я не нашелся, что ответить. Или, точнее, ждал продолжения, но Тони махнул рукой и замолчал. Наверное, жалел, что затеял этот разговор с человеком из милиции, ведь такому всего не скажешь.

Я спросил:

— Пишешь что-нибудь о проституции?

— А думаешь, не пора написать? Время идет вперед, нынче эта проблема обросла массой новых деталей. Ты слышал, конечно, как какой-нибудь молодец хвастает, что уложил в постель женщину. Но ты наверняка не слышал, к примеру, как беседуют мои сверстницы: «Уложила его?» — «А как же иначе!» Студентки, понимаешь ли. Выпускницы. Устроились на хорошую работу, потому что в свое время успели «уложить» стареющего ловеласа, от которого зависело их распределение… Это разве не проституция?

У меня просто-таки язык чесался спросить: а Дашка и твоя Краси — кого и ради чего «укладывают»?

Но не спросил. Пусть выскажется, думал я, вяло возражая:

— Отдельные случаи, верно, бывают, однако чтобы делать обобщения…

— Ага, боишься назвать вещи своими именами!

— Не боюсь, однако надо изучать их, чтобы иметь право на такие категорические заявления.

— Я и изучаю. Вот тебе еще пример: мужья подсовывают своих жен начальникам, от которых зависит их зарплата. По-твоему, что это?

— В каждом обществе есть отдельные беспринципные люди, от них всего можно ожидать.

— Опять — отдельные? Вот и изучай явления, классифицируй… Кто это напечатает?

— Нет, правда, ты что-то написал на эту тему? — спросил я серьезно.

— Через день-два выйдет мой очерк. Надеюсь, произведет впечатление.

— И на каком пороке ты сосредоточил свой огонь?

— Есть один, старый как мир, — властолюбие.

— Проблема, что и говорить. Надеюсь, тебе удастся ее поднять.

— Надеюсь, очерк тебе понравится, — ответил Тони.

Он смотрел на вход — наверное, ожидал своих приятелей, а они не появлялись, и он нервничал: грыз ногти, точно неврастеник. Раньше я за ним этого не замечал.

— Ты трудяга, — похвалил я его, желая ободрить.

— Одним трудолюбием сейчас ничего не достигнешь, — сказал Тони. — Мой отец преподаватель. Исключительно работоспособный человек, на десять голов умнее, чем его окружение. А уйдет на пенсию как простой сельский учитель.

— Но, может, труд приносит ему удовлетворение?

— Вот в этом-то и дело. Его самодовольство отравляет жизнь моей матери. Она — другой человеческий тип. Я рад, что унаследовал кое-что от нее: никогда не останавливайся на достигнутом!

— Что имеешь или чего достиг?

— Это одно и то же.

— Не согласен с тобой…

Он прервал меня: