Вечерело. Дно Чистило залито мутной чернотой, а высоко вверху небо было еще совсем светлым. Пока я ломал голову над тем, где может находиться карабин, Гай нетерпеливо скулил. Он бросил возиться с гнездом куропатки, завилял хвостом и ткнулся мне в ноги. Ничего, малость подождет. Мне нужно еще минуты две, не более того, чтобы снова завернуть все хозяйство в овечьи шкуры и сунуть пакет в рюкзак. Он, то есть рюкзак, совсем маленький, довольно-таки потрепанный и вообще ни на что не похожий, но я всегда тащу его с собой, когда иду в горы. В нем я не держу ничего особенного — ну, спички, маленький топорик, горсть сухих сосновых подпалок, полбутылки коньяка и какую-нибудь еду. Я еще ни читать, ни писать не умел, а отец уже учил меня: если не хочешь, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое, всегда бери эти вещи с собой, если идешь в горы зимой! Ничего, не надорвешься… Рюкзак этот принадлежал отцу, он ходил с ним, когда меня еще на свете не было, но брезент хорошо сохранился и год от году даже становится крепче.
Я снова заткнул отверстие тайника и стал думать, как бы словить хозяина. Очень бы мне этого хотелось. Ну, например, можно положить вовнутрь волчий капкан. Вокруг днем с огнем не сыщешь волков, как ни старайся, однако капканы, видишь ли, на базе у нас есть. Зубья у них как у крокодила, пружины крепкие, стальные. Бай Дяко регулярно чистит и смазывает их. Однажды он зарядил такой капкан, взял толстую палку, позвал меня и сказал: сейчас поглядим, что будет. Он еле коснулся лесенки, которая освобождает пружину, палка разлетелась на куски. Я тут же представил себе, как этот тип отодвигает камень, суется в щель и — рраз! — капкан перегрызает ему руку. И он воет, скулит, как собака, и тащит этот капкан на себе до самого Дубравца. И вообще это зависит от меня — я и засаду могу ему устроить: вот залягу там, где скала выдается вперед козырьком, с землей сольюсь, в камень превращусь, буду ждать дни и ночи, а когда он наконец придет, погоню его по крутой тропе вверх и кулаками буду в спину тыкать… Но это будет уже весной. А до той поры он не сунется сюда, потому что каждому ребенку известно: на снегу остаются следы. И мало ли еще чего я могу придумать, важно, что у меня опять появилось желание, да и силы начать все сначала. Да, я не нашел карабин, но я обнаружил тайник, а это, если как следует подумать, совсем не так уж мало. И теперь я чувствую себя очень неловко — ну, совсем как мальчишка, который долго хныкал и требовал забавную игрушку, не заметив, что она, игрушка, у него под носом, а потом кто-то сунул ему в руки ее — на, держи, что ж ты ничего не видишь вокруг себя? И мальчишка сгорает со стыда.
