— В чем? — переспросила Лиза-Энн. — А вот, скажем, волосы могут в нем расти?
— В ком? — не поняла ведьма.
— В вашем принципе. Я всегда мечтала о длинных косах! — призналась она. — Я мечтала, знаете, чтобы до колен... Нет, до пяток! И ленточки, ленточки, ленточки! И жемчужные нити — вот, крест-накрест. Ой, так бы красиво, так бы ладно было!..
Гортензия пробурчала что-то невнятное. Солнышко пригревало, грибы приятно пахли осенью, в саду стояла тишина... Отличный денек — если б не надоедливая соседка, у которой рот не закрывается. Трещит хуже сороки... У Гортензии быстро иссякло терпение.
— Хорошо! — крикнула она, бросив нож в корзину.
— Правда?! — девица радостно запрыгала и захлопала в ладоши.
— Ну, хоть постой смирно, — велела ведьма. Потерла ладони одна о другую, растопырила пальцы, направила в сторону девушки.
— Ой... — выдохнула та испуганно.
На пару минут воцарилась тишина. Слышен был шелест ветра в листве, далекий зов кукушки...
Не чувствуя в себе перемен, Лиза-Энн открыла рот:
— А можно я...
— Молчать! — оборвала ведьма.
— Но если...
— Я сказала!
— Молчу, — повела та плечом. — А вот если... А-а-а!! — закричала вдруг, ощутив, как что-то поползло по спине и по плечам. В ужасе принялась себя отряхивать, обшаривать руками — но ничего не нашла — кроме прядей волос, которые удлинялись, вытягивались то одна, то другая, проскальзывая сквозь пальцы сжатого кулака, пока не достигли земли... Вскоре девушка оказалась точно плащом окутана своими же собственными волосами.
— Ой, мамочки! — прошептала Лиза-Энн в восторге. Покрутилась на пятках, заставив пряди взлететь, счастливо рассмеялась. Вот зря она так крутится — перед кустом-то боярышника...
— Ой, спасибо большое! — кинулась к Гортензии, но та увернулась от поцелуев. — Большое-пребольшое! Я теперь как принцесса! У меня косы лучше всех в графстве! Нет, во всем королевстве! Я теперь сюда столько ленточек завью! И батюшку на ярмарку за новыми отправлю!..
Радости ее не было предела. Даже несмотря на то, что концы непослушных прядей от легкомысленного прыганья крепко запутались в ветках колючего куста.
Пока Лиза-Энн высвобождала свою новоприобретенную красу из вредных колючек, Гортензия обратила внимание на еще одного пожаловавшего посетителя: какой-то оборванец в лохмотьях, худой, точно призрак, замер перед калиткой, не решаясь войти.
— Кто это там? — указала Гортензия.
— Бродяга, — отмахнулась сосредоточенно пыхтящая девица. — Поселился тут в лесу, ходит, работу клянчит. А делать ничегошеньки не умеет.
