Нина и Алексис стали частыми гостями в доме Тремюла. Коммерсант выдавал себя за великого знатока по части вин и самолично спускался в погреб выбирать подходящие к ужину местные сорта. Случалось, он делал это, когда гости были уже в сборе. И по тому, как он поднимался с бутылками, все понимали, что он черпает в этом удовольствие, которого никому не согласился бы уступить. Алексис в этих делах был полнейшим профаном. Он даже не решался похвалить Тремюла, боясь, что скажет что-нибудь не то. Обе супружеские пары стали бывать вместе в театре, кино, а иной раз и в ночных ресторанах на Елисейских полях. Беседуя с Тремюла, Алексис открывал для себя деловой мир, о котором до этого он имел лишь смутное и, возможно, совсем неверное представление.
— А между тем здесь все проще простого. Я руководствуюсь весьма распространенным суждением, что между американской цивилизацией и нашей существует разрыв в десять лет. Так что достаточно перенести сюда то, что уже вошло в обиход там и пока неизвестно у нас, нужно только заручиться помощью хороших адвокатов, чтобы у тебя не украли твою идею… или чтобы никто не смог обвинить тебя в краже чужих.
— Именно таким образом вы и ввели у нас стиральные автоматы?
— Они просуществуют недолго. Пройдет еще несколько лет, и каждая семья приобретет стиральную машину. Нужно быть готовым ликвидировать все в тот момент, когда я выжму из этого все, что возможно.
— Что вы подразумеваете под словом «ликвидировать»?
— Перепродать их людям, которые еще не уразумели, что эра стиральных автоматов кончилась.
Временами контраст между его спокойным, чуть заикающимся голосом и тем, что он говорил, вызывал у Алексиса мурашки.
— Одним словом, — понимающе кивнул Алексис, — в основе вашего успеха — разрыв во времени между Америкой и Европой.
Тремюла вежливо улыбнулся.
— Единственная неприятность заключается в том, что, когда я играю со временем, мне невольно приходится задумываться над тем, что и я не вечен, да, к великому сожалению. Мое дрянное сердце похоже на неисправные часы, которые работают с перебоями. В один прекрасный день оно остановится, причем остановится навсегда.
Смущенный этим признанием, Алексис заметил:
— В тот раз, когда мы были у вас в гостях, Марманд тоже излагал свою теорию времени.
