быть ты. С моей стороны близится машина – сколько до нее, девяносто футов? Думаю, успею перед ней проскочить – ведь это же ты, я знаю (сколько там остается, футов сорок?). Бегу, бегу! Не дави ты на клаксон, сукин сын, я не глухая! Я на средней полосе движения; чертовы машины словно сговорились и мчатся как угорелые с обеих сторон, а я тут посерединке жмусь, как Бен Ганн
[40] на необитаемом острове, и хочу лишь одного: чтобы ты увидел меня и сразу вспомнил; «Полуночные рейверы» – это же обо мне, хотя дело было за полночь и ты можешь не знать, как я выгляжу днем, но мне нужна всего лишь услуга, немного помощи: у меня ограбили отца, а мать, возможно, изнасиловали. А хоть и не насиловали (я толком не знаю), но дело все равно срочное, ведь человек пожилой, у него сердце, а тут такое, и я знаю, что это ты, а полицейский ждет (очень, очень хорошо, что он вылезает обратно) – но окликнул его, оказывается, не ты. Наружу выбегает еще один охранник и что-то ему говорит, а толстяк-хохотун снова смеется и усаживается в машину. Я застряла посередине дороги, транспорт проносится в обе стороны, ветром задирая мне юбку.
– Извините, здравствуйте, мне надо…
– Вход запрещен. Турне со следующей недели.
– Да нет, вы не понимаете. Я не насчет турне. Мне нужно видеть…
Он меня ждет.
– Мэм, вход только родным, близким и музыкантам группы. Вы ему что, жена?
– Я? Да нет, конечно. Что за вопрос…
– Вы играете на инструменте?
– Какая разница, на чем я играю. Вы передайте, что к нему Нина Берджесс, и это срочно.
– Да назовитесь хоть Скуби-Ду[41]. Посторонним вход запрещен.
– Да, но, э-э… я…
– Леди, будьте добры, отойдите от входа.
– Я беременна. От него. Речь о его ребенке, между прочим.
Впервые за весь день охранник меня оглядывает. Я решила, что он меня узнает, но на самом деле он посмотрел на меня как баран на новые ворота – дескать, что это за дама, которая носит под сердцем от такой звезды?
– Опять двадцать пять… Вы знаете, сколько женщин с понедельника сказали то же, что сейчас вы? Вы б хоть сговаривались. Некоторые даже животы казали. Повторяю: никого, кроме родных и музыкантов группы. Приходите на той неделе – уверен, что ребенок за это время в Майами не сбежит. Если оно…
– Эдди! Закрой рот и занимайся охраной.
– Да вот, тут одна дама пристает…
– Ну так отвадь ее.
Я быстро делаю шаг назад. Еще не хватало, чтобы кто-то из этих мужчин притрагивался ко мне. Всегда норовят ухватить тебя за задницу или передок. Сзади подъезжает автомобиль, и из него выходит белый. Какую-то долю секунды меня подмывает выкрикнуть: «Дэнни!», но сходство исчерпывается только бледностью кожи. Длинные каштановые волосы, мелкая острая бородка (мне такие были по вкусу, а Дэнни нет). Желтая майка, джинсы-клеш от бедра. Может, это от жары, но впечатление такое, что (1) он американец, и (2) американцы-мужчины носят плавки с еще большей неохотой, чем американки-женщины носят бюстгальтеры.
